Долина папоротников

И тогда мы услышали крик. Женский, истошный крик, от которого оба не сразу пришли в себя... Он оборвался внезапно, на самом изломе, словно схлопнулся, так и не набрав силы. Мы с Бродериком переглянулись, произнесли в унисон: «Это Кэтрин», и вот он уже бежит к двери, я – следом за ним. Не больше десятка шагов по коридору, и он поворачивает ручку двери... Та не поддается. Заперто изнутри. «Кэтрин, дочка, ты там? Что происходит? Открой двери немедленно». Ответа не получаем, ничего, кроме звука борьбы из-за двери... Возни и мычания. В комнате что-то происходит, что-то недоброе, злое, а мы абсолютно беспомощны: дверь, как бы Бродерик не пытался сорвать ее с петель, достаточно крепкая, чтобы выдержать вес в сотню раз больше.

Хэмптон на мгновение замолкает, сидит в глубокой задумчивости, ни на кого толком не глядя: словно опять переживает страшный момент.

 – Никого из слуг так и не появилось, зато мы увидали миссис Бродерик со связкой ключей. Не сказав ни единого слова, она проследовала к двери и отперла ее в считанные секунды... То, что мы увидели в комнате, повергло меня в настоящий ужас: Кэтрин лежала на постели с кляпом во рту (кажется, это был обрывок ее собственной ночной сорочки) и пыталась сопротивляться мужчине, удерживающего ее весом своего тела. Намерения его были более, чем прозрачны... Разодранная сорочка Кэтрин и вожделение в его глазах сказали мне больше необходимого. Но самое страшное – это был Роланд, ее родной брат... Растрепанный и босой, обнаженный по пояс, с этим диким, безумным блеском в глазах. Он поглядел на нас, не ослабляя железной хватки, кажется, даже не испугался, только склонился и припал к ее шее губами... Не целуя, проводя по ней языком. Словно зверь, вылизывающий детеныша... Первой пришла в себя миссис Бродерик: кинулась к сыну и вцепилась в его руку. Он оттолкнул ее, словно щепку... Пришел наш черед действовать, и Бродерик подхватил тяжелый серебряный канделябр. Пламя взметнулось... Вспыхнуло. «Отойди от сестры! – твердым голосом отчеканил Бродерик, подступая с горящим оружием в руках. – Я не хочу тебя ранить, но сделаю это, если придется».

Роланд Бродерик зашипел, его губы ощерились в подобии животного оскала, он весь напрягся, словно перед прыжком, даже волосы вздыбились на загривке.

«Она моя, – то ли выдохнул, то ли простенал он, – моей и останется. Никому этого не изменить!» Потом соскочил с постели и выскочил в коридор, оставив нас, оглушенных, потерянных, наедине с плачущей Кэтрин и ее непроходящей истерикой...

Роланд, как оказалось, забрался в окно... Проявил удивительную способность, доселе мне непонятную. Стены Раглана кажутся неприступными. Он же сумел одолеть их без всякой страховки... Впрочем, – Хэмптон встряхнул головой, – речь сейчас не о том...

Страшный рассказ стоял у Лиззи перед глазами, кроме того, она ощущала его собственным телом... Так, словно с ней приключилось нечто подобное.

И ведь было...

Во сне.

В том страшном сне, когда жуткое нечто пробралось в окно ее спальни, придавило к постели, шептало мерзкие вещи...

Касалось ее языком.

Она сидела, боясь шевельнуться... Дыхание вдруг захолонуло. Накатил тот же ужас, что и тогда... в утро ее пробуждения.

Крепкая рука мужа легла на ее плечо, погладила через одежду, даря покой и успокоение. Страх вдруг отхлынул... Трезвость мысли вернулась.

Это был только сон.

Сон, навеянный разговорами об оборотнях...

Случайное совпадение.

 – В ту самую ночь Бродерик рассказал мне о сыне: о его бесконечной преданности сестре, проявляемый к ней с самого их рождения, о том, что, умиляя поначалу, переросло в нечто большее, пугающее и страшное. О том, как в восьмилетнем возрасте Роланд столкнул со стены поваренка, не так посмотревшего, как ему показалось, на Кэтрин... Как это заставило обоих родителей присмотреться к собственному ребенку и заметить тревожные признаки отклонения, лишь усугубившиеся с возрастом. А в последнее время ставшие настолько явными и пугающими, что они начали серьезно опасаться возможных последствий.

И, как все мы могли убедиться, не зря...

Аддингтон вдруг осведомился:

 – Его отыскали? Что с ним сталось тогда?

 – Мне почти ничего о том не известно, – ответил Хэмптон на заданный вопрос. – Я был занят делами иного толка. Приводил в исполнение план, поведанный мне двумя днями позже... И то, что я на него согласился, объясняется лишь моими юностью и влюбленностью в Кэтрин. Не думаю, что сейчас согласился бы на подобное...

Лиззи сказала:

 – Мнимая смерть. Вы хотели сымитировать гибель мамы...

И Хэмптон кивнул: