День выдался туманный и мрачный. С ночи моросит мелкий дождь. Туман окутал дом, клубы его, словно живые, катятся по саду, обволакивая деревья и кусты. Они то поднимаются, то опускаются, расстилаясь по унылым равнинам, по болоту. Все вокруг словно покрыто мягкой серебристой вуалью: и холмы, и камни, и растения. Когда сквозь унылую пелену проглядывает робкий луч солнца и падает на далекие валуны, то они поблескивают, словно драгоценные камни. Но проходит мгновение, солнечный луч исчезает, и все вокруг снова погружается в тоскливую мглу. Унылый, безотрадный вид очень соответствует моему настроению. Да и не только моему. Баронет снова ходит хмурый, волнения предыдущей ночи улеглись, уступив место меланхолии. Более чем когда-нибудь я чувствую витающую в воздухе опасность. Она давит на меня, сжимает сердце, расползается по дому. Она везде, она прячемся в каждой щели, таится за каждым углом. И оттого, что я не способен ни объяснить её, ни предугадать, откуда она на нас свалится, эта опасность становится еще более угрожающей.
Может быть, я преувеличиваю? И причин для беспокойства нет? Но тогда как объяснить цепь событий, которые все вместе взятые определенно указывают на наличие угрозы, на некую ведущуюся вокруг нас разрушительную деятельность? Взять хотя бы смерть последнего владельца Баскервиль-холла. Она до мельчайшей детали совпадает с описанием, приведенным в фамильной легенде. А крестьяне, которые много раз видели на болоте странное существо? Да я и своими собственными ушами дважды слышал его вой. Немыслимо, невероятно, чтобы все эти события подчинялись иным законам, а не законам природы. Впрочем, я и не думаю, что это – существо из потустороннего мира. Оставленные им отпечатки и душераздирающий вой – явления вполне материальные, как и дрожь, что охватывает услышавшего эти тягостные стоны. Оставлю же предрассудки для Стэплтона и Мортимера, пусть их думают, что хотят. Я же должен руководствоваться единственно только здравым смыслом, и потому никто и ничто не заставит меня поверить в сельские бредни. Ведь тем самым я опущусь до уровня этих бедных полуграмотных селян, которые из обычной земной собаки готовы сделать исчадье ада с пламенеющей мордой и глазами, сверкающими, как угли. К тому же, Холмс, чьим агентом я сейчас являюсь, не станет и слушать эти нелепые фантазии. Факты и только факты! А фактом также является то, что я самолично дважды слышал вой на болоте. Не исключено, что там, и в самом деле, обитает громадная собака. Вот вам и все объяснение. Но где только это чудище скрывается? И чем оно питается? Откуда оно там появилось, и почему никто до последнего времени его там не видел? Нужно признать, что объяснить все это довольно затруднительно. Да, и кроме этой собаки, есть еще одно обстоятельство, фактор, надо сказать, сугубо человеческий: кто-то ездил в кэбе и следил за нами. Потом кто-то прислал сэру Генри письмо с просьбой не ехать на болото. Все это реальность, только кто был тот человек – друг или враг? И где он теперь? Остался в Лондоне или последовал за нами сюда? А может быть, это тот странный человек, который стоял на скале?
Правда, я видел его всего несколько секунд, но готов поклясться, что никогда раньше его не видел. Нет, нет, я его абсолютно не знаю. Он не похож ни на одного из наших соседей. И ростом он гораздо выше Стэплтона, очень тощий, худее даже чем Франкленд. Я бы мог подумать, что это Берримор, но тот оставался дома. Пойти за нами он не мог, это я точно знаю. Я бы его сразу заметил. Выходит, снова нас преследует какой-то незнакомец. Возможно, это тот, который охотился за нами в Лондоне, а может быть, и другой. И если тот же самый, – значит, мы от него не отделались. Эх, попадись он только мне в руки, этот гончий! Я бы все выведал от него! И тогда, возможно, все наши трудности закончились бы. Совершенно верно – поимке странного незнакомца я и должен посвятить все свои усилия.
Первым моим желанием был немедленно направиться к сэру Генри и рассказать ему о моих планах. Вторая мысль оказалась намного мудрее: сохранить молчание, продолжать охранять сэра Генри, но одновременно начать свое собственное расследование. Сэра Генри тревожить не нужно. Он и без того ходит мрачный, все молчит, думает о чем-то. Вполне естественно – нервы у него на пределе. И неудивительно – тот вой на болоте кого угодно надолго сделает задумчивым и молчаливым. Хватит с него волнений. Больше сэру Генри – ни слова. Я сам начну и один все закончу.
Утром у нас тут произошла маленькая сцена. После завтрака Берримор попросил сэра Генри уделить ему несколько минут, и они прошли в кабинет. Я остался сидеть в бильярдной, куда попеременно доносились раздраженные голоса баронета и дворецкого. Я, конечно, очень хорошо представлял смысл происходящего между ними разговора. Прошло не так много времени, и сэр Генри, открыв дверь, попросил меня войти.