Несколько лет дом был совершенно необитаем, и уже грозил было, развалившись, превратиться в живописные руины, как вдруг появилась чета Дугласов, состоящая из Джона Дугласа и его жены, и приобрела Мейнор-хауз. О Джоне Дугласе говорили как о человеке, замечательным во всех отношениях; это был статный крепыш с волевым тяжелым лицом, небольшими седоватыми усами и пронизывающим взглядом стальных глаз. В свои пятьдесят лет он, казалось, не потерял ни грамма былой энергии и силы. Всегда веселый и приветливый с соседями, он вел себя иногда слишком уж раскованно, даже несколько запанибрата, что выдавало в нем выходца из слоев, находящихся много ниже уровня Сассекского общества. Но, несмотря на сдержанно-любопытное отношение к себе со стороны своих окультуренных соседей, коих давно коснулась английская цивилизация, он вскоре приобрел огромную популярность среди них тем, что никогда не жалел денег на благотворительность и участвовал во всех празднествах, включая концерты для некурящих, где, к удивлению селян, не позволял себе курить. Обладая сочным баритоном, он сам нередко выступал, не жеманясь и не заставляя себя долго просить. А пел он очень даже неплохо. Джон Дуглас было очень богат, так как долгое время, по его словам, провел на золотых приисках в Калифорнии. Жена его также говорила соседям, что её муж много лет провел в Америке. Но если, до некоторых пор его считали просто щедрым богачом с демократическими манерами, то после одного эпизода о Джоне Дугласе стали говорить и о как человеке исключительной смелости. И дело тут не в том, с каким упорством он хотел научиться ездить верхом, не в его пренебрежении к ушибам и ударам, и не в том, что он, не обращая внимания на смех зрителей, сопровождавший его кульбиты, снова и снова вскакивал в седло. Все это ничего не значащая мелочь по сравнению с тем геройством, какое он проявил на пожаре. Когда загорелся дом местного священника, Джон Дуглас одним из первых бросился спасать нехитрое имущество викария и продолжал выносить вещи даже после того, как пожарные, боясь оказаться под горящими развалинами, отказались входить в огонь. Вот так и случилось, что Джон Дуглас, новый владелец Мейнор-хауза, всего за каких-то пять лет приобрел себе в Берлстоуне репутацию прекрасного человека и достойного соседа.
Те, кому удалось познакомиться с его женой, считали его супругу очаровательной, весьма недурно воспитанной дамой. Правда, таких было очень немного, ибо далеко не всякая англичанка даст себе волю до такой степени, что заедет к соседке, когда та по своему приезду не устроила для общины приличный прием. Мисс Дуглас, впрочем, не обращала внимания на церемонии, так как, во-первых, попросту не догадывалась о них, а во-вторых, больше занималась не исследованиям провинциальных светских нравов, а мужем и домашними делами. Известно было, что она англичанка, и познакомилась с мистером Дугласом в Лондоне в то время, когда он уже овдовел. Мисс Дуглас, красивая высокая шатенка, изящная и всегда со вкусом одетая, была лет на двадцать моложе своего мужа, но эта диспропорция, казалось, ни в малейшей степени не осложняла её семейную жизнь. Правда, некоторые, особо близкие и внимательные знакомые, сразу определили, что между супругами Дуглас нет того доверия и единодушия, которое обыкновенно бывает или предполагается быть между супругами. Вывод основывался на факте, что мисс Дуглас не могла вразумительно ответить на вопросы, чем занимался её муж до встречи с ней. Она умолкала, но не потому, что хотела что-либо скрыть, а оттого, что, как выяснилось, попросту ничего не знала о добрачной жизни своего мужа. Такое обстоятельство не могло укрыться от придирчиво-внимательных глаз. Кроме того, слуги донесли, что мисс Дуглас очень сильно нервничает, если её муж задерживается где-нибудь допоздна, и это известие получило немедленный и многозначительный отклик среди соседей. В тихой милой провинции, где всегда приветствуется любая сплетня, маленькая слабость владелицы Мейнор-хауза не только не осталась незамеченной, но со временем, когда события приняли известный нам оборот, приобрела особый, значительный смысл.