– Подождите, я вам все объясню, – сказал человечек. – И не только объясню, но и постараюсь исправить причиненную вам несправедливость. Что бы ни говорил мой брат Бартоломью, я обязательно это сделаю. Очень хорошо, что вы пришли сюда не одна, а с друзьями – они станут свидетелями того, о чем я собираюсь вам рассказать. Кроме того, нам втроем будет легче переубедить Бартоломью. Но только давайте не вмешивать в наше дело посторонних – ни полицию, ни кого-либо еще. Мы все уладим сами, ко всеобщему согласию. Нам не нужны лишние участники. Единственно, чего боится мой брат Бартолмью, так это огласки, – проговорив это, он сел на низенькую софу и уставился на нас любопытными, подслеповатыми глазками голубовато-водянистого цвета.
– На мой счет можете быть абсолютно спокойны, – заговорил Холмс. – Что бы вы ни соизволили сказать, дальше меня это не пойдет.
Я склонил голову, показывая, что полностью солидарен с моим другом.
– Прекрасно! Прекрасно! – отозвался человечек. – Мисс Морстан, вы позволите мне предложить мне бокал «кьянти»? Или, может быть, вы предпочитаете токайское? Других вин у меня нет. Прикажете открыть бутылочку? Нет? Ну что ж, тогда, я надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю? Восточный табак – это просто бальзам. К тому же, я слегка нервничаю, а кальян меня очень успокаивает. Он незаменим в минуты волнения.
Он подсоединил к большой чаше трубку, и вскоре мы услышали веселое бульканье розовой воды. В предвкушении рассказа, мы, вытянув шеи и уперев ладони в щеки, расселись полукругом возле нашего странного рассказчика. Тот, натужно пыхтя, и не переставая дрожать, впивался в трубку кальяна. Блеск его лысины соперничал по яркости с сиянием экзотического курительного инструмента.
– Когда я, наконец, решил связаться с вами, – заговорил он. – Я не сообщил вам свой адрес, поскольку боялся, что вы приведете с собой не желательных для меня людей. Поэтому я позволил себе назначить вам встречу таким образом, чтобы мой человек, Вильямс, в чьей преданности я не сомневаюсь, мог бы увидеть вас первым. Вильямсу были даны указания не вступать с вами в разговор, если бы пришедшие с вами люди, показались ему подозрительными. Прошу простить меня за все эти меры предосторожности, но я человек весьма восприимчивый, я бы даже сказал, утонченный. Сам вид полисмена претит моему эстетическому вкусу. Боже, как я не люблю этот грубый материализм! Видите ли, я не стараюсь часто вступать в контакт с невежественной толпой. Живу я, как вы уже заметили, в атмосфере утонченности, меня вполне модно назвать покровителем искусств. Да, искусство – моя слабость. Вон тот пейзаж – это подлинный Коро. Конечно, кое – кто из знатоков мог бы поспорить относительно Сальватора Роза, то вот этот Бугро не вызовет никаких сомнений. Я, знаете ли, поклонник современной французской школы.
– Прошу прощения, мистер Шолто, – сказала мисс Морстон. – Но я пришла сюда по вашей просьбе и желала бы услышать то, что вы хотели сообщить мне о моем отце. Сейчас уже поздно, и я не могу здесь долго оставаться. Прошу вас, покороче, пожалуйста.
– Думаю, что наша беседа все-таки затянется, – ответил он. – Нам определенно нужно будет ехать в Норвуд, к моему брату Бартоломью. Ехать придется всем вместе, одному мне трудно с ним разговаривать. Он и так очень недоволен тем, что я действую так, как, мне кажется, будет справедливым. Вчерашний разговор с ним происходил на высоких тонах. Не представляете, какой это тяжелый человек, а особенно, когда рассердиться.
– Если нам нужно еще и ехать в Норвуд, то давайте отправляться немедленно, – рискнул вставить я.
Человечек рассмеялся так, что даже уши у него покраснели.
– Не стоит так торопиться, – воскликнул он. – Еще неизвестно, как мой брат Бартоломью воспримет ваше неожиданное появление. Нет, нет, что вы, я должен подготовить вас к встрече, рассказать о моих отношениях с Бартоломью. Прежде всего, я вынужден сказать вам, что во всей этой истории есть места, и для меня самого не очень ясные. Все, что я могу сделать – это сообщить вам факты, мне известные и понятные.
Мой отец, майор Джон Шолто, как вы уже, вероятно, догадались, служил в Индии. Лет одиннадцать тому назад он вышел в отставку и, возвратившись в Англию, поселился в Пондичерри-лодж, в Верхнем Норвуде. В Индии отцу моему удалось разбогатеть, и вернулся он сюда с большими деньгами и громадной коллекцией восточных редкостей. Довольно ценных, нужно сказать. Кроме того, он привез с собой несколько слуг – индусов. Не стесненный в средствах, он купил себе небольшой домик и зажил в роскоши, ни в чем себе не отказывая. Наследников у него только двое – я, и Бартолмью, мой брат-близнец.