– Слово «несправедливость» не вместит всю горечь наших лишений, Патриция. – Он качает головой. – Ох, а ведь я мечтал… мечтал, что отец оставит ваше ранчо мне и двинется дальше в поиске хороших вложений. – Колтон тоже начинает говорить тише, словно таясь от кого-то. – Мы бы могли остаться с вами здесь… построить дом на другом краю долины, там, где течет река, а ваш отец жил бы здесь! – Колтон всплескивает руками. – И Франческо тоже! Однако… – Он вновь вглядывается в окно, продолжая уже совсем шепотом. – Было бы хоть что-то… отец бы без страха предложил и бо`льшие деньги за ранчо! Но что?
– Может, и найдет нечто, кто знает, Колтон? Давайте дождемся скачек? На них может случиться что угодно, и Франческо ведь еще не победитель.
Патриция скорее успокаивает Колтона. Она-то прекрасно знает, как ее брат готовится. Да и Рей – конь с невероятной родословной и стальными ногами; ветер – отец ему, а мать свобода. Так что она практически уверена, что останется без мужа и в этот раз. Колтон выводит ее из горьких мыслей, погладив по щеке и улыбнувшись.
– Не жалею ни секунды, что стал гостем в вашем доме. – Он целует ее в лоб и, отступив на несколько шагов, открывает дверь. – Но вынужден откланяться. Я снова появлюсь на вашем пороге, как только помогу отцу уладить несколько важных дел. Разлука ранит мое сердце больнее кинжала, прекрасная Патриция. – Он задерживается на пороге и смотрит куда-то в небо. – А ведь все это могло бы быть нашим… – С этими словами Колтон выходит и ловко вспрыгивает на лошадь, щиплющую траву около дома. – Что ж. До скорой встречи, дорогая!
Он машет ей рукой и шпорит лошадь.
– До скорой… – тихо отзывается Патриция.
Стоило Колтону проронить лишь пару слов о возможном будущем, как сердце ее застучало быстрее. Жить в родной долине, в своем доме, с таким мужем – о, какая же удача! Колтон невероятен: умен, щедр и милосерден, раз предложил остаться в доме и Франческо с отцом! Наверняка и для Джейдена найдется местечко, один Хантер сбежит прочь, лишь появится возможность! Разве это не счастье для всех? Франческо боялся потерять землю, вот, сама судьба в лице того, на кого он кинулся с кулаками, предлагает ему остаться и дальше лежать под своими кленами, смотреть в небо. Дело за малым: либо брат должен проиграть скачки, либо в долине должно найтись нечто… особенное. Повышающее ее цену.
Патриция, закусив губу, возвращается в дом. Колтон уже пять минут, как скрылся из виду, даже придорожная пыль успела улечься, пока она мечтала о будущем.
– Что-то такое, что заинтересовало бы мистера Рида?..
Медленно, осторожно она идет наверх, так же, как и все дети дома семьи Дюран, избегая ненавистных скрипучих половиц. Быть дома одной ей нравится: не так много шума, но и совсем расставаться с братьями и отцом она не желает. Кто бы что ни говорил, она любит свою землю и семью. Просто, в отличие от братьев, она не свободна в выборе. У нее одна судьба: найти мужа и обустроить семейный очаг.
Патриция идет к спальне медленно, мимо чужих дверей. Ее комната рядом с родительской: сначала за ней следила матушка, теперь приглядывает отец. Она улыбается, окрыленная надеждой скоро съехать в чудесный дом ближе к реке.
Зайдя, она сразу запирает дверь на ключ, подходит к окнам и зашторивает их так, что комната превращается в темницу. Патриция делает несколько кругов по комнате, подходит к трюмо и нервно прикусывает кончик пальца. Идет к шкафу. Делает еще круг по комнате. Нет, она не сдастся просто так. У нее есть что предложить этому миру. Она глубоко вздыхает и прикрывает глаза, подойдя к комоду с нижним бельем. Накатывают воспоминания: как она заметила Франческо, вымокшего под дождем, как на следующий же день отец погнал всех на реку.
Патриция открывает ящик, опускает глаза и на выдохе произносит:
– Колтон…
Глава 7
Церковь. Одно слово – так много значений. Но в это непозволительно ранее воскресное утро сидеть здесь – сущая пытка.
Для человека, который часто выходит в поле, когда солнце лишь выглядывает из-за ширмы горизонта, сегодня я подозрительно сильно хочу спать. Патриция клялась, что они с братьями вынесут мне дверь, если я не поднимусь в ближайшие полчаса. К сожалению, у меня, как всегда, не нашлось причины усомниться в угрозе, и, приложив все силы мира, я встал с кровати, попутно чуть не шлепнувшись на пол.
Служба начинается в восемь, но отец, следуя кодексу дружелюбного соседа, всегда приходит на полчаса раньше – переговорить с друзьями и их женами. К его учтивости стоит прибавить подготовку повозок и дорогу. В общем, времени поспать и вовсе нет. Благо отец знает мое отношение к церкви, поэтому давно разрешает занимать самый последний ряд в углу. Там, если я вдруг засну на службе, мой позор заметит разве что Бог. С другой стороны, мне тоже видно, кому из прихожан не хочется тратить три часа, чинно просиживая штаны на твердых лавочках.