Грегори знал, что отец ведет себя непорядочно. По крайне мере, не так, как учила Грегори матушка. Он подслушивал разговоры и отца, и братьев, которые никогда не посвящали его в свои дела. Словно приведение, он мог подслушивать, хоть стоя в паре шагов от них. Отец хотел разбогатеть. Как и все, наверное. Раз за разом он говорил матушке, что обещал ее отцу дать ей все самое лучшее. Она же просила не денег, а немного покоя. А связи с контрабандистами, спекулянтами, бандитами вряд ли могли обещать какую-то стабильность. Быстрый заработок и тюрьму – да. По этой причине они частенько путешествовали по восточному побережью. Последний раз им пришлось бежать из Вирджинии из-за проблем с законом. Отец тогда всю дорогу клялся, что никогда не будет связываться с перепродажей хлопка.
– Не переживай, мой дорогой Грегори, рано или поздно мы все найдем свое место. Когда ты подрастешь, сможешь выбрать, как и где жить. – Она говорила так тихо, что ему приходилось прислушиваться. – Я вижу… Ты другой. Ты не похож на братьев. Тебе не хочется куда-то ехать, всюду искать выгоды. Я вчера смотрела, как ты любовался закатом и океаном. Не думаю, что твои братья хотя бы знают его название.
– Нужно иметь сердце размером с океан, чтобы вместить любовь к нему…
На шепот Грегори матушка распахнула глаза. Она ведь и сама это говорила. Да, они с Грегори были похожи, но, к сожалению, не могли перечить остальной семье. Все решал отец. Братья разделяли его интересы. Грегори и матушка были невольниками чужого выбора и желаний. Даже сейчас, когда все стало налаживаться, не обошлось без очередного провала в картах и пари. Азарт и жажда наживы гнали отца хлыстом навстречу беде. Жаль, он не мог отправиться к ней один.
Матушка встала со стула и подошла к Грегори. Он поднял глаза.
– Ты такой красивый и умный у меня. – Она заправила одну из его прядей за ухо. – Твои волосы… Веснушки и такие честные, добрые глаза. Грегори, мой милый, Грегори, прошу тебя, стань счастливым. Я… Понимаю, у нас с тобой долгий путь к той самой жизни, но мы должны постараться.
– Матушка…
– Пообещай мне найти то место, что сможешь назвать домом. – Она взяла его за щеки и слегка потрепала, улыбаясь уже счастливо. – И не позволишь никому отнять его у тебя. Не отдавай то, что даст тебе покой…
– Хорошо матушка…
А потом вернулся отец. Побитый и мокрый. Братья тоже не горели желанием драться и ругаться. Их неплохо поколотили. Ночь, долги и страх погнали их из Бостона уже на рассвете.
Грегори прощался с Атлантическим океаном: смотрел ему вслед так долго, как мог. Порывался выпрыгнуть из телеги и бежать, пока опять не почувствует горячий песок под ногами, пока не услышит крики птиц и шум волн. Ужасно то, что, сделай он так, всем было бы плевать. Лишь матушка внимательно следила за ним, понимая его печаль и отчаяние. А он не мог оставить ее одну. Так штат Массачусетс запомнился Грегори. Волей к борьбе, тоской по неосуществимому, тусклой керосиновой лампой, шепотом раскаяния и просьбой матушки.
Он еще вспомнит пророческие слова, когда болезнь погубит ее. Спустя три года матушка резко начнет кашлять и чахнуть на глазах. Из цветущего цветка, гордого и прекрасного, она превратится в беспомощную женщину. В день смерти только у Грегори хватит смелости проститься с ней и разделить последние мгновения.
Ему будет казаться, что в смерти она не увидела кары или злого рока, лишь разглядела то самое место… где могла бы почувствовать покой.
Грегори отпустит ее на небеса, но не из своего сердца.
Глава 11
Я жую кашу с таким отвращением, будто мне наложили навоза. Позавчерашний разговор до сих пор отдается горечью и болью в сердце. Отец вчера выпорол нас за драку. Похвалил за то, что заступились за сестру, и выпорол. Точнее, выпорол меня и Хантера, а Джейдену обещал заслуженные пять плетей, когда тот окончательно оправится от ожогов. Благо били нас не сильно и по спине. Не знаю, получил ли хоть кто-то из Ридов подобную выволочку, но пять плетей за то, что я выбил стул из-под задницы Колтона, – пустяк.
С Грегори мы, логично, не виделись, ибо подняться с кровати не нашлось сил, а он не решился пробраться ко мне в комнату. Я лишь надеялся, что он украл какую-нибудь еду и не голодал. Он призраком прячется на ранчо, избегая отца по логичным причинам. Сестра и братья не упоминают его, не спрашивают меня о его судьбе. Патриция вообще мало разговаривает, но хотя бы успокоилась. Отец ушел в дела – так глубоко, что про золото пока не узнал. Шторм еще обрушится, однако мне хочется задержать непогоду.
– Спасибо, Патриция. – Я встаю из-за стола и смотрю на сестру. Она не отвечает, даже не поднимает глаз, братья тоже едят молча. Отец уже куда-то ушел, но на столе мирно остывает лишняя тарелка с кашей. Обычно такую сервируют для матери, в память о ней, но порция стоит чуть ли не посередине стола. – А это кому? У нас гости?
– Это порция для сеновального чучела, – бросает Хантер, усмехнувшись. – Возьми еду Грегори и скажи, что, если в следующий раз я не досчитаюсь яиц и отец спросит с меня, он их, как змея, глотать будет целиком.