Я стаскиваю с себя рубаху и подворачиваю штаны до колен. Мелькает шальная мысль вообще раздеться, но последние остатки достоинства напоминают: нечего тут разгуливать голышом. Я смотрю на свою грудь и живот. Я редко оцениваю себя, но насколько я привлекателен, интересно? Девушки в городе все чаще задерживают на мне взгляд. Я не только крепкий, но и достаточно высокий. Это, как мне кажется, даже хорошо, делает мое сложение гармоничнее. Я вытягиваю руки вперед и напрягаю мышцы. Впрочем… сейчас точно не до поиска жены и не до таких размышлений. Тут бы сохранить дом, а то кому нужен бродяга?
– Себя разглядываешь? Как неприлично, Франческо, как неприлично. – Я вздрагиваю от неожиданности, когда в паре метров от меня раздается ехидный голос Грегори. – Давно ты стал нарциссом?
– С тех самых пор, как меня поколотили, отстегали и укатали до смерти. – Я не знаю значения слова «нарцисс», но прикидываю и стараюсь дать максимально верный ответ. По всей видимости, я сбил Грегори с толку: он изменился в лице. – Что?! Не смотри на меня так. Не знает такой деревенщина, как я, что такое нарцисс.
– Ты не деревенщина…
Он, кстати, пришел без рубашки. Только-только, видимо, освободился. Мой отец умеет занять рабочие руки.
– Ты ранчеро.
– Спасибо, это помогло. – Я закатываю глаза. – Что не так, Грегори?
– Все еще болит? – спрашивает он так тихо, что мне приходится с боем отнимать у ветра эту фразу.
– Сейчас немного. Я потревожил кожу, хотя Патриция щедро обработала меня мазью. – Я вздыхаю. Волнуется, что мне досталось из-за него? – Эти раны не твоя вина. Патриция плакала вчера полчаса, пока занималась со мной, прошу, новых стенаний я не переживу.
– Я не собираюсь стенать. – Он говорит это с нажимом, вкладывая какие-то свои эмоции, отдающие привкусом тьмы и гнева. – Покажешь?
– Вот. – Я поворачиваюсь к нему спиной. – Ничего такого.
Просто-напросто пять полос. Отец правда бил не в полную силу, я бы даже сказал, меньше чем вполсилы. Поласкал хлыстом, если так вообще можно говорить. Я с утра смотрел в зеркало, и они выглядели сносно. Сейчас, вероятно, проступила кровь и где-то припухла кожа. Не вижу лица Грегори, но, боюсь, для него меня раскромсали и измучили, как Христа. Я заметил одну трогательную, но немного тревожащую черту его характера – желание взять ответственность за все грехи своей семьи на себя. Это слишком, как по мне. Человеку бы хоть свой крест донести до смерти, а он умудрялся взвалить на себя груз целого рода. И не повезло же ему иметь пять братьев! Я выдыхаю, решая больше не огорчать Грегори видом своей спины, и вновь разворачиваюсь к нему лицом.
Конечно же, он выглядит, как привидение.
– Ты перегрелся? – поддеваю его я. Он сглатывает и переводит глаза с небольшого, я бы сказал, крохотного рубца на моих ребрах на меня. Так и хочется встряхнуть его, чтобы взял себя в руки. – Грегори, скажу это один раз. Хотя чувствует моя душа… – Его взгляд чуть проясняется. Ура! – Мне не больно. А ты тут ни при чем вообще. Я пошел бить морду Колтону за свою сестру, и все на этом. Не ты обманул Патрицию, не ты выбил из-под брата стул. Заканчивай смотреть на меня и моих родных побитым щенком. Особенно на Хантера, который то и дело подтрунивает над тобой! Не произошло ничего ужасного. Пока что…
– Вот именно «пока что», – эхом отзывается Грегори. – Надо быть начеку. Я… – Он сжимает кулаки. – Франческо, ты вообще понимаешь, что между нами пропасть? – Я склонил голову в немом вопросе. – Ну. – Он машет рукой куда-то за спину и берет с земли камень. – Тебе есть что терять. Твоя семья, твоя долина, твои лошади и все, все, все. Вчера Бог, сегодня бродяга. Огромные ставки.
– Я не проиграю скачки, – выпаливаю я, не дожидаясь конца его монолога, и смотрю на камень. – Ни за что!
– Не проиграешь, – уверенно говорит он.
– Хорошо.
– Но я о другом. Я… Я о себе, Франческо. Я
– Ты можешь жить здесь! Мои явно не против, даже Хантер! Да мы вдвоем ему… – Я восклицаю это так воодушевленно, как только могу. На самом деле я пытаюсь заглушить истину, которую громом обрушил на меня Грегори.
Он не я. Земля ничего не значит для него, но что имеет для него значение? Что?
– Уверен на все сто, что я и в одиночку могу справиться с Хантером. – Он лукаво прищуривает глаза и улыбается. Нет. Он не станет больше делиться тоской. – Особенно, если подкрадусь к нему со спины и дам под зад! – Он указывает подбородком мне за спину. На наши крики и споры Рей решил проверить, чем мы тут опять недовольны. – Твой конь – это нечто. Все чаще кажется, будто он человек.