Дом №12

Ужас застлал мой разум и только тогда я познал настоящее свое предназначение. Я хотел было уйти, но все они окружили меня, а Арсюшкин смотрел на меня хладнокровно и с немалым презрением.

– Друг вы мой! – Начал я умоляюще. – Заступник вы мой, ведь вы же обещали мне протекцию!?

– Да, обещал. – Отвечал он спокойно. – А вот она.

Тут он показал пальцем не противоположную стену, куда я тут же обратил свой взор, и как только я это сделал, в миг почувствовал мощный и звонкий удар лопатой по своему темени. Голова моя закружилась, кровь полилась из раны, вслед за чем я упал и потерял сознание.

Проснулся я в абсолютно глухой и закрытой со всех сторон каменными стенами комнате, где не было ровно ничего кроме трех свечей, горящих, как известно, весьма тускло.

– Господи Боже. – Думал я, ужасаясь. – Ведь они замуровали меня заживо. Ведь как же я вернусь-то обратно?

Все возможные эмоции и чувства возникли во мне: страх, чувство вины, обида, ненависть, ужас, робость, голод, бессилие, паника. Мне в миг стало ясно, что я никак не смогу выйти из этого мира, как только через смерть. Но как мне нужно было умереть? Я долго думал об этом и пришел к такому выводу, что мне никак не получится здесь умереть, за исключением наложения на себя рук, то есть попросту нужно было разбить себе голову об каменную стену в щепки.

Это весьма испугало меня, и долго еще после этого данного решения я решался разбежаться и врезаться в стену головой, но страх, мой естественный страх отбивал меня от такого желания. Еще около двух часов простоял я там, пока наконец не решился удариться головой об стену. Первый раз это у меня не получилось, и на самом моменте столкновения я решил отвратить удар, но было поздно. Сильная и головокружительная боль проникла в мой череп и тут же кровь полилась целой струей. Но, изнывая от такой боли и решаясь пресечь ее, я быстро подошел снова к стене и, размахнувшись головой, тут же и на этот раз мощно потряс ею об камни.

Снова страшная, как совсем настоящая, боль постигла меня, и в этот миг я с радостью проснулся в общей зале и вскочил со своего места, приходя в себя и дрожа от страха.

– Что за черт? Все те же чувства как и в мире остались при мне! – Думал я тогда про себя. – Господи, да ведь я курил-то в кабинете, а не здесь!

Первая мысль моя была такой, что надобно поскорее отыскать мне моего верного покровителя, моего отца и благодетеля Льва Борисовича. О, как мне тогда он был нужен, ведь вот плут и бес Арсюшкин пытается убить его, его, моего ангела хранителя! Нужно спасти его и уберечь, и проявить свою верную преданность, ведь он возлагал на меня такие надежды, и тогда, быть может, он доверит мне стать его собственным приемным сыном и наследником.

Тут я всюду начал оглядываться в панике и даже не знал, что предпринять. Внезапно я увидел, как Тенетников довольный вышел из своего кабинета и, не замечая моего присутствия, направился в другую комнату. Я последовал за ним и обнаружил там огромную печь, у которой металлическая громадная дверца была открыта, и подле которой также на полу находились четыре связанных туловища, то есть живых людей, в которых я мигом признал Арсюшкина и всех остальных. Тут же стояли еще несколько хранителей, которые, по команде Тенетникова взявши их за руки и ноги, метнули в печь и тут же закрыли ее.

– Что, – веселился Тенетников, – Нашли Великий Кладезь, бакланы?

Я, признаться, даже не знал что и подумать. С лютым ужасом в сердце я выбежал вон из той комнаты и забежал в кабинет, где с еще большим ужасом и совершенным непониманием обнаружил свое собственное мертво-бледное тело, сидящее на том же стуле. На столе лежала фотокарточка нашего победного триумфа с Арсюшкиным, когда кто-то из ополченцев сделал этот снимок на фоне уничтоженных жуков. Как она попала Тенетникову я даже и не мог подумать.

Первые мысли мои были настолько страшны, что я до сих пор вспоминаю об том с ужасом и болью в сердце. Но, придя в чувства после недолгого раздумья, я осознал совершенно, что сам, вопреки всем убеждениям и предосторожностям, сам стал жертвой Тенетникова и останусь теперь же в этом проклятом мире на целую вечность. Я не знал, что мне делать, ведь мое тело было решительно мертво, но тут же с отчаянием мне явилась мысль умертвить себя еще раз. Я схватил морской кортик, лежащий на другом столе, и воткнул его себе в самое сердце, после чего, с дикой и непереносимой болью в том месте, заново очнулся снова в зале с потребителями, и снова в том же самом мире.

Я вскрикнул и в ту же минуту увидел, как Тенетников очень ласково беседует в сторонке с другим, таким же молодым как и я сам потребителем, после чего, пожав ему руку и погладив по спине, повел его в кабинет. Все, что я говорил ему и показывал, осталось решительно без внимания, не так, как если бы он нарочно не говорил со мной, а так, как будто я был лишь одним для него воздухом или паром.