Дом Безгласия

Остаток пути я прополз, цепляясь за каждую ветку и каждый вьющийся стебель, упираясь ногами в рыхлую почву. Наконец я обнял Андреа; мы стояли и вместе смотрели вниз. Частично скрытый деревьями, я видел, как Страшила приводит в чувство мальчишку, которого я избил почти до смерти. Коротышка подполз к ним двоим. Похоже, преследовать нас никто не собирался.

Я схватил руку Андреа, и мы побежали по узкой дороге вдоль дамбы по направлению к городу.

– Как же глупо, – выдохнул я, когда мы набрали скорость. – Идем прямо в полицию.

4

Следующий час выдался бурным. Мы прошли примерно полторы мили, когда раздался визг тормозов, и автомобиль Фуллера, сделав полный разворот на пыльной Паркер-лейн, со скрежетом остановился рядом с нами. Коп выпрыгнул из машины, осыпая нас ругательствами; впрочем, все это время с его лица не сходило выражение огромного облегчения. Мы рассказали о случившемся, и с каждым словом его глаза открывались все шире. Он позвонил по рации, доложил об инциденте у Заливной ямы, затолкал нас в машину и погнал в полицейский участок, включив сирену и мигалку. А перед тем велел диспетчеру позвонить нашим родителям.

Мы с Андреа сидели, съежившись, на заднем сиденье, как настоящие преступники, вроде Бонни и Клайда. Я понимал, что игры закончились. Нормальной жизни больше не будет. Не будет личного охранника в машине у дома. И в школу я не пойду. Моя жизнь не вернется в привычную колею, пока Коротышка не будет схвачен.

5

Скоро я уже сидел в крошечном помещении, которое служило допросной. Андреа увели в другую комнату. Примчалась мама, обняла меня, расплакалась, снова обняла и снова заплакала. Повторила все сначала. Умылась. Она совершенно обезумела, и теперь я лучше, чем в детстве, понимаю почему. Понимаю на том уровне, который большинству людей недоступен. Из всех вещей, о которых я мечтал в течение жизни, самым сильным желанием было вернуться назад во времени, успокоить мою дорогую маму и на другом, глубинном уровне, показать, что я люблю ее. Теперь я представляю, через что она прошла.

Отец подъехал не сразу, и дежурный полицейский – шериф Тейлор выехал на место преступления – решил не тянуть больше и снять показания. Моя мама и мама Андреа настояли на том, чтобы присутствовать во время разговора, на что они имели полное право. Беседа заняла примерно час; я поведал все подробности, которые только смог вспомнить, повторил по второму разу, а затем по третьему. Не было необходимости ни мне, ни Андреа говорить неправду, и потому я ничуть не опасался, что наши версии могут не совпасть. Однако должен признать, что изредка сама атмосфера допроса побуждала задуматься – а вдруг я скажу что-нибудь не то, и попаду в тюрьму за убийство того несчастного, чье обезглавленное тело сейчас, пока я даю показания, достают из Заливной ямы?

Я продолжал размышлять, кто это мог быть. Когда живешь в маленьком городке, велика вероятность, что тебе знаком человек, которого бросили в пруд, перед тем отпилив голову. А поскольку папа запаздывал, то я, разумеется, предположил самое худшее – а вдруг это он? Мысль преследовала меня, пока он наконец не появился; преследовала, хотя мама и заверила нас, что отец позвонил из телефона-автомата и обещал как можно скорее вернуться из Лейк-Сити, куда ездил по делам.

Мой отец мертв, – твердил я себе. – Сердце моего отца больше не бьется, а голова рассталась с телом. Коротышка нанял кого-то, кто имитировал его голос по телефону. Он умер, умер, умер…

И тут в тесную допросную ввалился отец. Мама удерживала его за одну руку, шериф Тейлор за другую. Я испытал такое облегчение, словно вынырнул со дна пруда и наконец глотнул воздуха.

Было море объятий. Пролилось море слез. Масса восклицаний типа «Что, черт возьми, происходит?» и «Нет, это просто абсурд какой-то». Мне было жаль Фуллера, потому что мама безоговорочно объявила простоватого копа ответственным за все на свете – короче, назначила козлом отпущения. Мы с Андреа сознались, что сбежали от него, однако в маминых глазах это лишь отягощало вину полицейского. Папа старался не выплескивать эмоции наружу, вот только необычайная бледность разом сделала его лет на двадцать старше.

И скоро я узнал, в чем дело.

– Милая, – осторожно предложил он маме, – ты не могла бы на пару минут оставить нас с Дэвидом наедине? Мужские секреты…

Даже тогда, ребенком, я понимал – это не те слова, которые говорят обезумевшей матери. Или совершенно счастливой матери, если на то пошло. И она посмотрела папе в глаза убийственным взглядом и ответила:

– Если ты хочешь попросить шерифа, чтобы он приказал своим помощникам вывести меня отсюда, знай – я буду кричать и упираться, и пусть здесь разверзнется ад, но я этой комнаты не покину.

Папа не выказал ни раздражения, ни удивления. Лишь пробормотал что-то вроде «ладно, пусть так».