Читаем Дом горит, часы идут полностью

Почему же Блинов доволен? Потому, что узнавать что-то о жизни – это и значит жить.

Коля и прежде был не безразличен к этому народу. Он из числа тех православных, которым легко зайти в синагогу.

Интересно же, что там. Как на плечи набрасывают покрывало, а потом бьют поклоны.

Вернее, это русские бьют поклоны, а евреи словно колеблются на ветру. Стараются попасть в ритм молитвы.

“Я сегодня вечером, – пишет Коля, – ходил в еврейскую синагогу. Здесь замечательно богато и красиво… к тому же поют не хуже, чем в опере”.

Такое вот человеческое любопытство и в то же время художественный интерес.

В мире существует еще много чего примечательного.

Украинцы тоже отличаются по части пения. Так что сразу после синагоги Коля идет на концерт.

“В четверг собираемся на концерт малороссийского кружка, который будет дан в зале артистического общества”.

Вот сколько всего. Если же нет других впечатлений, то отправляешься в суд.

Тоже, надо сказать, зрелище. Правда, обвиняемый отклоняется от пьесы и вносит слишком жизненный тон.

Коля так и пишет: “Свою жизнь разнообразим различными предприятиями: сегодня были в окружном суде и слушали интересное дело”.

Больше всего в нем от зрителя. Есть, знаете ли, такая категория публики, которой не наскучит ходить в театр.

Всегда найдется что-то любопытное. Если не актеры или декорации, то примечательные пуговицы на костюме героя.

Так что браво, пуговицы! Хотя бы вы существуете так, словно бездарность не окончательно взяла верх.

Коля радуется буквально всему. Голосу кантора, песне “Ой, вишенка, черешенка”, тихо посапывающему присяжному заседателю.

Во всем проявился Божий мир. Даже к той минуте, когда заседатель открыл глаза, Бог имел отношение.


4.


Блинов не только прирожденный зритель, но великий оптимист. Для него клопы пахнут коньяком.

Все потому, что он не останавливается на чем-то одном. Выбор предполагает вычитание, а ему милее сложение.

Сразу после женитьбы Коля поступил на инженерный факультет Женевского университета.

Так что впечатлений прибавилось… Прекрасное озеро, новые друзья, вдоволь немецкой и французской речи.

Как ни существенна перемена места, все же важней всего перемена действия.

Одно дело – переезд в другой город, а другое – вступление в боевую организацию.

Можно было стать просто эсером, а его потянуло к радикалам. Не туда, где тепло, а туда, где действительно горячо.

Если знать Колю, то поступок естественный. Ему хотелось не только быть полезным, но сделать это как можно скорей.

К тому же Колю интересовали механизмы. Его просто хлебом не корми, а дай что-то разобрать и сложить.

В боевой группе ему предназначалась роль инженера. До терактов его не допускали, но бомбы получались на славу.

В эту работу он ушел с головой. Мог описать механизм адской машины так же подробно, как устройство молочной бутылочки.

Вроде одно противоречит другому, но испытание соски и бомбы происходило на близком расстоянии.

После еды Ирочка сразу засыпала. Что касается бомб, то тут спокойствие было исключено.

Вообще-то тут не только бомбы испытывались. Речь шла о том, насколько безумие под силу швейцарской природе.

Только что было тихо, и вдруг стало тревожно. Словно наши обстоятельства вторглись в чужую жизнь.

Возможно, взрывали не просто так, а как бы предупреждая: так, как с этим кустом или деревом, будет с каждым, кто захочет помешать эсерам.

Если человек беспомощен перед юрким шариком, то природе все нипочем. Стряхнет призрак катастрофы и сияет, как прежде.


5.


От Колиной поддержки Гершуни разомлел. Не только наедине, но и при других демонстрировал свою симпатию.

Удивительно, конечно. На фото видно, что к Григорию Андреевичу так просто не подступиться.

Для чего морщить лоб перед объективом, но иначе у него не выходит. Кажется, будто он говорит: ну что вам от меня надо?

И вообще: живу один и буду жить так. Ни с кем на свете не собираюсь делиться.

Вдруг такая расположенность. Вплоть до того, что некоторые секреты знали только они двое.

Конечно, Азеф забеспокоился. Когда у него появлялись конкуренты, он реагировал моментально.

Во-первых, какой он тогда вождь партии? Во-вторых, департамент все время требует подробностей.

Что ему делать в этой ситуации? Стараться подружиться с Блиновым и ждать, когда он проговорится?

Обиднее всего, что Гершуни сам указал на студента. Когда Азеф попросил назвать фамилии, он посоветовал спросить у Коли.

Если бы у Азефа было одно лицо, он бы не сдержался. Выдал бы себя слишком откровенной гримасой.

Слава богу, у него много физиономий. Когда случаются такие моменты, сразу меняет одну на другую.

Ну, к примеру, вот эта. Как бы встревоженная вновь открывшимися обстоятельствами.

Сейчас она в самый раз. Все же речь о том, как их организация будет жить дальше.

Еще у Азефа есть такое соображение. Вслух он его не произносит, но имеет в виду.

Зачем Григорию Андреевичу бледный низкорослый юноша? Неужто он не справится без него?

Даже комплекцией Коля совсем не подходит для руководства боевой группой.

Вот они двое – это да. Сам Гершуни – настоящий тяжеловес, а Азеф тем более.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии