Дом Книги

– Как их любить? В постель не уложишь, – засмеялась хозяйка, – Это мне осталось от мужа, царства ему земного. Читал все подряд, лишь бы складно было. Грешно смеяться, но и сам писал. Постоянно себя цитировал. – Надис подняла руку и скривила лицо, изображая своего мужа, – «Будь полегкомысленней / Ходи с коромыслом», – процитировала она, – Ему нравилось слово «коромысло». Целый цикл про него написал. «Коромысло не мыслит / А у тебя – промысел. / Промышляй». У него была мечта выступить в каком-нибудь юморном шоу. На все конкурсы записывался. Даже на детские. Подписывался нашим Ванькой. Никуда не попал. Сказал одному редактору: «Я же не хуже кого-то там». А редактор ему в ответ: «Не хуже, значит еще хуже». Муж вернулся домой и написал про редактора: «Против моего ля-ля. / Возражает только бля». Это он так разозлился. А мне у него только одно стихотворение нравилось, в японском стиле, называется «Любовь». «Слепил юноша себе бабу из теста. / Юная получилась начинка у пирожка».

– И про меня папа писал, – сказала вдруг девочка Катя, и прочитала по памяти -

Катя, Котя, Котенок.

Лапами лапает, лапочка,

Торча из чистых пеленок.

Спасибо за это папочке.

Дима посмотрел на Катю и чуть не поперхнулся. С ним что-то стало происходить, зачесалось за ушами, сдавило голову, дыхание стало неуправляемым. Все за столом заметили это. Кошка спрыгнула с колен девочки на пол и отошла в сторону. Девочка не сводила глаз с Димы. Пауза затянулась. Диме показалось, что он стал в два раза больше. Дима вышел из-за стола, подошел к девочке и коснулся ее руки. Девочка вздрогнула.

– Мне больно – прошептала она

– Это не больно. Сейчас будет хорошо, – выдохнул Дима. Он чувствовал, что прямо сейчас исцелит ее, что она снова будет здоровой, как только он возьмет ее за ладонь.

– Дай ладошку, – попросил Дима. Девочка подняла свою правую руку, которая 3 года была неподвижной и положила ее на Димину ладонь.

– Уже не больно? – спросил Дима.

– Уже нет, – ответила девочка и улыбнулась. – Вы что? Вы – доктор?

Сила тут же покинула Диму. Он повернулся к Надис. У женщины в глазах стояли слезы. Она всё поняла. Оцепенение исчезло, и мама подбежала к дочке.

– Мама у меня пальцы шевелятся, – сказала девочка, показывая на ноги. У нее действительно шевелились пальцы. Мама судорожно обняла дочь. Дима посмотрел на Гили. Гили тоже был впечатлен. Он налил Диме полстакана водки.

– Выпей, поможет, – сказал Гили. Диме чувствовал себя опустошенным. Он взял стакан и залпом выпил. Тут же полегчало. Тепло разлилось по телу.

– Видел? – спросил Дима, пораженный не меньше других.

– Ты и правда что-то – восторженно покачала головой Гили.

– Да, это – я, – сказал Дима. Он перебрал с алкоголем. Попытка встать, чуть не закончилась падением. Дима так и остался стоять, держась руками за спинку стула. Надис не обращала на него внимания. Она трогала руки и ноги своей девочки, пытаясь еще раз удостовериться, что ее исцелили. Гили пришел на помощь Диме. Взял его под руки, отвел в соседнюю комнату и положил на диван. Дима тотчас отключился.

Кто-то читал стихи себе под нос:

– Мои не рождённые дети,

Мои не рождённые дети,

Мои не рождённые дети

Скитаются по свету,

Не могут быть со мной.

Лишь бы не было холодно,

Лишь бы солнце всходило

Над их не рождённой страной.

Дима попытался открыть глаза, но не смог.

– Зачем мертвым детям давать живые имена? Я так их люблю, но мое время вышло, и они умрут вместе со мной.

Дима сумел открыть глаза. Рядом сидел мужчина средних лет, опухший, не бритый, со стаканом в руке.

– И сколько у вас детей? – спросил Дима, даже не попытавшись оторвать голову от подушки.

Мужчина посмотрел на Диму.

– Я не считал, – ответил он.

– Посчитайте.

– Зачем? – ответил мужчина. – Просто я – плохой отец.

– Вы не плохой отец. Вам просто нужна женщина, – попытался пошутить Дима.

Мужчина улыбнулся в ответ, но шутки не понял.

– Я просто не знаю тепло там или холодно в их не рождённой стране, – продолжил мужчина. – Если бы я знал, что там тепло было бы легче. Может быть, когда я завтра умру, они придут ко мне и получится, что я рожал их для себя, а не для жизни, тогда все оправдается и разрулится. Это хорошая мечта, но плохая на самом деле. Я рожал своих детей для жизни, что бы они тащили меня против течения, что бы они сражались за меня на этой войне и что бы они выжили в отличие от меня. А сейчас становится темно, скоро горизонт проглотит солнышко и от меня не останется ничего.

Повисла пауза. Дима стал опять засыпать.

– В детстве мне дали компас и я шёл, куда показывала стрелка и мои дети свидетельствовали о том, что я иду, – продолжил мужчина. Дима опять проснулся. – Они – отметины моего пути. Не для того, что бы я мог вернуться, а для того, что бы дойти до цели. Но мои дети, так и остались не рожденными, и мой компас теперь молчит, и только ком в глотке и надо бы умереть, но смерть будет еще бессмысленней жизни. Получается, что я никуда не шел. Пролежал всю жизнь. Ужас.

Дима устал бороться со сном и снова уснул.