Дом лжи

– Так я и думала, что найду тебя здесь, – говорит она.

– И нашла.

В руке у нее лэптоп; она несет его, будто учебник в школе.

– Я хочу показать тебе кое-что. Только не говори ничего, пока не досмотришь.

* * *

«А так твоя жена делает, Пол?» – спрашивает женщина на видео.

«Жена? Жена вообще ничего не делает. Лежит, как мешок с картошкой. Иногда мне пульс у нее приходится проверять».

– Так, хватит, – говорю я, нажимаю кнопку «стоп» и возвращаю лэптоп Вики. – Ты же обещала мне, что ничего не сделаешь.

– И сдержала обещание. Я ничего с этим не сделала. Он понятия не имеет, что его записывали. Решение за тобой, Саймон.

Я запускаю пальцы в волосы.

– Это Пол Саутерн? Отец Рейда?

– Он самый. Который деньгами выстилает своему тупице-сынку дорожку к профессорскому креслу.

– Ты должна была рассказать мне, что затеваешь, – говорю я.

– А ты сказал бы мне, что не надо так делать.

– Вот именно.

– Я, в общем-то, ничего еще и не сделала. Просто зарядила ружье. А спускать курок или нет – решай ты.

Я прячу лицо в ладонях. Я должен был догадаться, что она что-нибудь такое выкинет.

– Как я понимаю, нарыть что-нибудь на Комстока не удалось?

– Можно было, – Вики захлопывает крышку компьютера. – Но я подумала: если ты ответишь Комстоку прямо, то будешь иметь открытого врага на факультете. Тебе оно надо? Не лучше ли добраться до самого источника неприятностей, того, кому твой декан так старается угодить?

– И что, мы покажем Полу эту запись и потребуем, чтобы он поддержал не своего сына, а меня?

Она пожимает плечами:

– Именно.

– И что подумает декан? Когда отец Рейда вдруг скажет: «А знаете что? Я передумал. Пусть на повышение идет тот парень, как бишь его там?»

– Да какая разница, что он подумает? – возражает Вики. – Ты же знаешь, что свои денежки отец Рейда Саутерна заработал не собственным потом, кровью и слезами. Или не знаешь?

– Нет, не знаю.

– Он женился на деньгах. Его жена – наследница состояния и крупной компании. Управляет компанией теперь, конечно, Пол, но это формальность – он все равно отчитывается перед женой в каждом шаге. – Вики поглаживает крышку компьютера. – И как ты думаешь, что скажет его женушка, когда услышит, как муженек отзывается о ней, да еще в компании сам знаешь кого?

– Ей это не понравится. Не понравилось бы, если б она увидела эту запись. Но она не увидит.

– Конечно нет. Пол из-под себя выпрыгивать будет, лишь бы она не увидела.

Я смотрю на Вики, а она отвечает мне взглядом недовольного родителя. Это забавно. Ведь из нас двоих роль старшего обычно беру на себя я.

– Пол Саутерн ни в чем не виноват, – говорю я. – Он всего лишь пытается помочь сыну. За мой, правда, счет, но это же непреднамеренно… Нет, такого он не заслуживает.

– Да, не повезло Полу, а жаль… Он ведь такой отличный парень! – Фальшивая жизнерадостность на фоне исполненного едкой насмешки взгляда.

Вот одно из главных различий между мной и Вики. Когда мне делают гадость, я могу и ответить, но в целом обычно доверяю людям. А Вики всю жизнь использовали, в основном мужчины, и она привыкла считать, что все люди – гады и каждый заслуживает хорошего пинка, а обратное еще следует доказать. Вот и на Пола она смотрит именно так: он сам напросился, даже если лично нам ничего и не сделал.

– Ты всем позволяешь тебя толкать.

– Но документы-то я подал, помнишь? Так что будь добра, отдай мне хотя бы в этом должное.

– Я и отдаю. Только теперь декан закатает тебя в асфальт, так что готовься защищаться. Почему ты не позволяешь мне помочь?

Потому что я не хочу, чтобы в моей жизни появилась еще одна грязная тайна, которая может как-то отразиться на моей работе.

Потому что я подчинил свою жизнь тому, что сделали со мной другие, а еще своей неутолимой жажде сравнять счет, и пусть в своем внутреннем мире я и судья, и жюри присяжных, и обвинитель, но это, черт побери, мой внутренний мир, который не имеет никакого отношения к профессии.

Потому что главное, за что я люблю закон, – за его чистоту, честность и непрестанный поиск правды и справедливости.

Потому что я люблю учить, люблю готовить к работе главные орудия этого ремесла – острые умы, которым именно я демонстрирую великолепие закона в моменты его наивысшего торжества.

Потому что я ничем не хочу запятнать это.

Вот почему.

Большинство людей поднимут меня на смех, скажи я им хотя бы половину из этого. Большинство, но только не Вики. Она бы оценила. Но с ней мне и не надо ничего говорить. Она и так знает. Она понимает меня.

Я выхожу из своей задумчивости и поднимаю глаза. Вики стоит, приподняв руку, как будто хочет призвать к тишине, но еще не до конца решилась. Точно такой же жест был у нее и в тот раз, когда я увидел ее впервые. Это было на собрании SOS. Она тогда пришла впервые и сидела на заднем ряду – девушка в облегающем топе, шортах и бейсболке. Несколько человек уже рассказали свою историю, и вот тогда она и подняла руку, точно таким жестом, даже не до плеча, и я увидел ее ладонь. Мне показалось, что она и хочет, и не хочет, чтобы ее спросили.