Дом на городской окраине

Михелуп удовлетворенно покивал, мысленно обращаясь к сыну: «Рад слышать, мой мальчик, что и во время каникул ты не забываешь о науках. Так и действуй, чтобы чего-то в жизни добиться и чтобы я мог с гордостью смотреть на любого человека. Тогда уж коммивояжер Кафка со своей похвальной грамотой ничего нам не докажет!»

Следующие строчки были от Мани. Она писала:

«Тетушка без конца ругается, а когда говорит, точно у нее насморк. И все время вытирает пальцами уголки губ. А когда сдвинет очки на лоб, так похожа на швейную машинку. Не знаю почему. У них кот, которого зовет Мельник. Его запирают в лавку, чтобы ловил мышей. А он не хочет. Кто тащил его за голову, кто за ноги, а кто за туловище, но все равно он вырвался и всех нас перецарапал…»

«У девочки в голове одни глупости, — рассердился бухгалтер, — уж и не знаю, что с этим ребенком делать! Просто невероятно, какая ерунда лезет ей в голову, и почерк некрасивый, точно у первоклассницы. Ну, погоди! Уж я тебя научу порядку!»

Далее следовало несколько строк от жены. Ее сообщение было сумбурно и сбивчиво. Ружена писала о каком-то недоразумении между тетей и ею, обеспокоенный Михелуп почувствовал, что главную роль в семейных неурядицах играл мотоцикл. Жена настоятельно просила его приехать. «В этом доме я не останусь и часу!»

«Почему? Что случилось? Чепуха какая-то… Теперь, в середине лета вернуться в Прагу?

Абсолютно исключено, моя дорогая! Что бы я с вами тут делал? По-вашему, дети должны остаться без свежего воздуха? Слышали вы когда-нибудь подобную бессмыслицу? Где вы сейчас живете, там и останетесь! Мое слово — закон…

И не подумаю приезжать! Ни с того, ни с сего стану выбрасывать деньги за дорогу! Была бы разумная женщина, сама бы сумела уладить. Тетя — странный человек, но добрым словом от нее всего можно добиться. А у меня, простите, другие заботы!»

Но хорошее настроение после этого письма исчезло. Он стал вялым, на лице появилось типичное выражение женатого человека. Шляпа теперь была надета прямо, он перестал помахивать тросточкой и интересоваться афишами увеселительных заведений. В глазах появилось уныние курицы, которую со связанными ногами несут на базар.

В следующее же воскресенье он поехал в окружной городок. Только открыл дверь, как оттуда вместе с вихрем перьев вырвался раздраженный крик. Старуха завопила:

— Ага, это ты, жулик! Ты, негодяй! Всех вышвырну! Видеть не желаю! Теперь я вас раскусила! Убирайтесь из моего дома!

Под этот крик Михелуп двигался по комнате ощупью, словно в дурном сне.

— Что случилось, тетушка? — вопрошал он. — Ну, пожалуйста, не расстраивайся и объясни мне, что произошло. Я ничего не понимаю…

Но старуха верещала, как сумасшедшая. Кузина Ирма тоже визжала и терла заплаканные глаза. Пани Михелупова стояла, свесив голову. Только Маня радовалась скандалу и жадно вглядывалась в лицо разъяренной тети, стараясь не пропустить ни словечка.

Напрасно бухгалтер задавал вопросы и требовал объяснений. Двери хлопали, перья кружились в воздухе. Дом сотрясался. Тетя с дочерью, укрывшись среди мешков с гусиным пером, отказывались от дальнейших родственных переговоров.

Оставшись вдвоем, Михелуп попросил жену объяснить ситуацию. Пани Михелупова всхлипывала и никак не могла успокоиться. Бухгалтер продолжал настаивать. Наконец жена приободрилась и начала рассказ.

Однажды в дом пришел пан Гейчл, жених. Увидел мотоцикл и говорит:

— Ага, прекрасно! Мы с Ирмочкой совершим прогулку.

Осмотрел машину и наполнил бак бензином.

— Что вы собираетесь делать, пан Гейчл? — забеспокоилась тетя.

— Поедем, матушка, поедем с Ирмочкой прогуляться, — ответил развеселившийся жених.

— Разве вы умеете обращаться с этой штуковиной? — допытывалась старуха.

— Я во всем разбираюсь, — хорохорился жених.

Тетя боялась.

— Такого я, — говорит, — позволить не могу. Вдруг с Ирмочкой что-нибудь случится. Оставьте меня с этим мотоциклом в покое, пан Гейчл.

— Ничего с вашей дочкой не случится, — самоуверенно парировал жених, — даю вам слово.

— Ну только ради вас, пан Гейчл, — уступила наконец старуха, — вам я Ирмочку доверяю. Никому другому бы не доверила. Но всего на часок. Иначе я умру со страху!

— Через часок мы будем тут, — пообещал жених. — Я принял Ирмочку целой и невредимой, в таком же виде вам ее и доставлю.

Кузина Ирма с бесконечными ужимками и визгом забралась в коляску, жених сел в седло. И они укатили.

Прошел час, другой… Старуха ходит по дому и вздыхает:

— Что же мои не возвращаются? Как бы с ними чего не случилось… Только не это, о господи!

Прошел третий час, четвертый.

Старуха выходит на улицу, спрашивает прохожих:

— Не видал ли кто такого-то и такого-то мотоцикла, а на нем господина с барышней?