Дом на городской окраине

Бухгалтер преклонялся перед прошлым, напоминания о котором всегда пребывают на одном месте, спокойно и миролюбиво. И не любил настоящего с его треволнениями и вздорным шумом. Прошлое соразмерно и округлено, как бакенбарды императора на серебряной монете, настоящее же лишено солидных очертаний.

Родился Михелуп в 1892 году, но обладал мирной и спокойной душой мещанина восьмидесятых годов прошлого века. В те поры посыльный еще подремывал на Вацлавской площади рядом с ручной тележкой; на Мустеке бегали босоногие мальчишки; кучер прятал лицо под капюшоном плаща; а между плитами тротуаров буйно росла трава. Бухгалтер любил шелковые жилеты и крахмальное белье; охотнее всего он носил бы цилиндр, да боялся привлечь к себе лишнее внимание.

Картины, украшавшие стены квартиры, тоже свидетельствовали о пристрастиях бухгалтера. Пастух с открытой шеей и романтической прической мечтательно стоит посреди стада овец. Комическое изображение неопытного наездника. Гравюра на библейскую тему; под ней надпись: «Agar présentée à Abraham par Sara».[12] Кавалеры в камзолах времен рококо и дамы в кринолинах играют в жмурки. Альпы, романтическое озеро, унылый закат солнца. Побагровев от волнения, бухгалтер рассказывает, при каких обстоятельствах купил ту или иную картину. Когда речь заходит о цене, уплаченной за любимую вещь, он хитро улыбается, от наслаждения прижмуривает глаза. Пусть все знают, какие выгодные покупки умеет делать Михелуп! Он выискивал то, что продается по случаю, был ловцом счастья, в непроходимой чаще цен уверенно шел по следу добычи. Он ценил товар любого сорта, цвета и формы за содержащуюся в нем стоимость, скидку, которую всегда умел выторговать.

— А рамы к этим картинам я приобрел даром, — победоносно объявил он гостям. И рассказал, что рамы ему изготовил один ремесленник из благодарности за то, что Михелуп помог ему устроиться на место банковского посыльного.

Гости вяло слушали. Мрачные шахматисты думали о еде; на лицах супругов Гаеков блуждала отсутствующая, безучастная улыбка, коммивояжер гримасничал, а доктор мысленно летал из дома в дом, от пациента к пациенту.

Наконец хозяйка и пани Кафкова пригласили гостей к столу. Шахматисты плотоядно накинулись на крошечные бутерброды. Доктор Гешмай ел рассеянно, временами щупая свой пульс. Пани Гайкова повязала вокруг шеи мужа салфетку и больше всего беспокоилась, как бы он не испачкал костюм. Шутник Кафка, помахивая салфеткой, изображал официанта. Пани Кафкова судорожно смеялась и приговаривала:

— Много воды утечет, пока мой муж образумится!

Бухгалтер развлек гостей воспоминаниями о военной поре.

Он умел красноречиво повествовать о кровавых сражениях, массовом убийстве и невыразимых страданиях, как всякий, кто провел годы войны на интендантской службе. Дамы испуганно вздыхали. Михелуп проглотил сардинку и удовлетворенно закончил:

— Главное, все уже позади, и мы выбрались оттуда живыми и невредимыми.

Склонившись к самому лицу Макса Гаека, доктор жаловался, что люди будят его по нескольку раз за ночь, причем пациенты-то здоровы, а он тяжело болен, но это никого не интересует; а хуже всего, что нынче никто не платит. И удивился, когда услышал ответ из уст пани Гайковой: только теперь он заметил, что все это время жаловался не Гаеку, его жене.

Под разговоры гости попивали домашнее вино из шиповника и шоколадный ликер. К чаю было домашнее печенье; хозяйка придерживалась принципа: не стоит покупать ничего, что можно приготовить дома. Михелуп с наслаждением поглядывал на ее полные зардевшиеся щеки, на спокойные глаза и аппетитные губы и говорил шахматистам:

— Хороша у меня жена, приятели, а? Ведь правда, и вам хотелось бы иметь рядом такое создание?

Оторвавшись от еды, шахматисты закивали. Бухгалтер развеселился, стал громко нахваливать супругу. Такой женщины нигде не сыскать. Правда, у нее не было приданого, но и без гроша она не сидит. Гости должны знать, что пани Михелупова, некогда служившая на почте, теперь получает пенсию. Пусть не слишком густую, но ведь нынче, господа, каждая денежка сгодится. Бухгалтер благословляет судьбу: жена ему досталась выгодная.

Подошло время прощаться. Дамы обнимали пани Михелупову, добавляя к смачному поцелую пожелания: «Будьте здоровы и счастливы, душенька!» Шахматисты, добираясь до прихожей, несколько раз споткнулись. Доктор стоял, держа в руке пальто, и размышлял, что-де не надо было столько есть на ночь. «Я подрываю собственное здоровье!» — с горечью констатировал он.

Михелуп услужливо помогал ему надеть пальто, и тут доктор Гешмай неожиданно рявкнул:

— Значит, в воскресенье! Поняли? В воскресенье я заеду за вами. Детям необходим свежий воздух, вы меня поняли? Нельзя им все время торчать среди этой рухляди. Воздух, побольше воздуху! Проветривать, а всю рухлядь вон! Она отнимает у детей воздух!

— Я вам чрезвычайно благодарен, пан доктор, — заметил бухгалтер, — с удовольствием воспользуемся вашей любезностью. — Он откашлялся и добавил: — Но в связи с этим я бы кое о чем вас попросил…

— Что? — гаркнул доктор.