Дом о Семи Шпилях

– Цыпленок в самом деле обходится с вами как со старой знакомой, – продолжал он спокойно, и улыбка, мелькнувшая на его устах, сделала его лицо гораздо приятнее, чем показалось Фиби с первого раза. – А эти почтенные особы в курятнике тоже, кажется, очень снисходительно к вам расположены. Вы должны быть счастливы, что так скоро вошли к ним в милость! Они знают меня гораздо более давно, но никогда не удостаивали меня никакой фамильярностью, хотя едва проходит день без того, чтоб я не принес им корму. Я думаю, что мисс Гефсиба присоединит этот факт к прочим своим преданиям и будет утверждать, что птицы знали, что вы происходите из дома Пинчонов!

– Секрет заключается в том, – отвечала, смеясь, Фиби, – что я знаю язык, на котором говорят с курами и цыплятами.

– Да, – отвечал молодой человек, – но я остаюсь при мнении, что эти куры узнают в вас фамильный голос. Ведь вы из дома Пинчонов?

– Да, мое имя Фиби Пинчон, – сказала девушка с некоторой холодностью. Она знала, что ее новый знакомец должен быть не кто иной, как дагеротипист, о своеволии которого ей рассказала старая дева. – Я не знала, что сад моей кузины Гефсибы вверен попечению другой особы.

– Да, – сказал Хоулгрейв, – я рою землю, сажаю семена и очищаю от бурьяна этот старый чернозем, чтоб наслаждаться тем, что уберегла здесь природа от многочисленных человеческих посевов и жатв. Это к тому же такое приятное препровождение времени. Мое ремесло – пока я занимаюсь каким-нибудь ремеслом – не требует продолжительных трудов. Я рисую портреты посредством солнечных лучей и, чтобы дать отдых своим глазам, выпросил у мисс Гефсибы позволение жить в одном из этих мрачных шпилей. Входить в них – все равно что накладывать себе на глаза повязку. Но не угодно ли вам видеть образец моих произведений?

– То есть дагеротипный портрет? – спросила Фиби уже не с такою, как прежде, холодностью, потому что, несмотря на ее предубеждения, ее молодость привлекалась его молодостью. – Я не очень люблю этого рода портреты: они всегда так сухи и угрюмы; кроме того, в них нельзя всмотреться, так как они беспрестанно ускользают от глаз. Они знают, видно, как они непривлекательны, и потому стараются избегать наблюдения.

– Если вы мне позволите, – сказал молодой человек, глядя на Фиби, – то я бы сделал опыт, в самом ли деле дагеротип умаляет красоту действительно прелестного лица. Но в том, что вы сказали, есть истина. Большая часть людей на моих портретах смотрят как-то угрюмо, но, я думаю, потому, что так смотрят и сами оригиналы. Ясный и простой взгляд солнца одарен удивительной проницательностью. Мы думаем, что он списывает только поверхность предметов, а он между тем выводит наружу тайный характер человека с такой верностью, которая невозможна ни для какого художника, хотя бы он и открыл этот характер. По крайней мере, в моем скромном искусстве нет лести. Вот, например, портрет, который я снимал и переснимал несколько раз, но всегда с одинаковым результатом. Оригинал его для простого глаза имеет совсем иное выражение. Мне было бы приятно знать ваше суждение о характере этого человека.

Он показал девушке дагеротипную миниатюру в сафьянном футляре. Фиби только взглянула на нее и отдала назад.

– Я знаю это лицо, – сказала она, – его суровые глаза преследовали меня целый день. Это мой предок-пуританин, что висит там в комнате. Вероятно, вы нашли средство скопировать портрет без его черного бархатного плата и серой бороды и нарядить его вместо того в новейший фрак и галстук. Не скажу, однако, чтоб он сделался привлекательнее от ваших переделок.

– Вы бы нашли еще некоторое различие, если бы посмотрели на него дольше, – сказал Хоулгрейв со смехом, но пораженный, по-видимому, ее словами. – Могу уверить вас, что это – лицо современное, и весьма вероятно, что вы встретите его здесь. Заметьте, что оригинал в глазах общества и, сколько я знаю, в глазах самых близких своих друзей имеет чрезвычайно приятную физиономию, в которой выражаются добродушие, откровенность, веселость характера и другие прекрасные качества в этом роде. А солнце, как видите, рассказывает о нем совершенно иного рода историю и не хочет от нее отказаться, несмотря на неоднократные мои попытки заставить его говорить другое. Оно представляет нам его человеком фальшивым, хитрым, черствым, повелительным, а внутри холодным как лед. Взгляните на эти глаза! Согласились ли бы вы ввериться этому человеку? Или на этот рот: улыбался ли он когда-нибудь? А посмотрели бы вы на благосклонную улыбку оригинала! Это тем досаднее, что он играет довольно важную роль в общественных делах и портрет этот предназначается для гравюры.

– Нет, я не хочу больше его видеть! – сказала Фиби, отводя в сторону глаза. – Он в самом деле очень похож на старый портрет. Но у моей кузины есть еще один портрет – миниатюра. Если оригинал существует еще в мире, то я думаю, что солнце не в состоянии было бы сделать его физиономию жесткой и суровой.