Обычно Феррул Пунт проводил время в сторожке – маленьком дощатом сарайчике, стоявшем на отшибе, подальше от интерната и от чужих глаз. Сторожка несколько раз выгорала дотла: Пунт не отличался осторожностью в обращении с огнём. Но в этот раз из-за нежданно разыгравшегося бурана, словно сетью опутавшего весь белый свет, Феррул, закутавшийся в грязное одеяло, из которого торчала только его пегая бородёнка, спал в каморке, где хранились швабры и старые унитазы. Девочки знали, что связка ключей ото всех дверей интерната хранилась в его сапогах. Беда была в том, что Пунт сапоги никогда не снимал и страшно даже представить, какие чудовища теперь охраняли ключи.
– Осторожней, только осторожней, – взволнованно шептала Агата, не сводя горящих глаз с Нежины, которая почти подобралась к сапогам, ограждённым целым забором бутылок из зелёного и коричневого стекла, и запустила руку в правый. Ключа там не оказалось, но Нежина наткнулась на нечто маленькое и тёплое и по нелепой случайности вытащила это наружу. На ладони девушки, выпучив глаза, сидела крупная мышь.
– Чудовище! – тихонько взвизгнула Нежина, но тотчас замолчала, сама себе зажав рот.
– Хто здеся? Всех порешу! – рыкнул Пунт, не открывая глаз, и тотчас захрапел.
Целая армия бутылок у его кровати тоненько звякнула, подтверждая суровые слова давнего преданного поклонника и приятеля. И Феррул громким храпом ясно дал понять, что не намерен в ближайшее время покидать их тёплую компанию.
В молодости Пунт был лёгок на подъём, теперь же его быстрота приняла иной характер. «Спешка нужна только при ловле блох», – любил приговаривать он, выполняя любую работу, однако если этот принцип не действовал, если речь шла о наполнении желудка едой или вином. Теперь же, когда многочисленные пережитые им зимы окончательно убелили пегую шерсть на его голове и выморозили глаза до бледно-голубого цвета, никакая сила не могла оторвать его голову от подушки.
Нежина медленно запустила руку в левый сапог и через мгновение вытащила крепко зажатую в кулаке связку ключей. Девушка ощущала, как внешне никак не проявлявшееся нервное напряжение растекается по всему телу, колет иголками ступни и пальцы. Лёгкий полузадушенный вздох, долетевший с противоположной стороны, свидетельствовал о чуть было не сорвавшемся с губ Агаты вопле радости. Не разворачиваясь, Нежина медленно поползла к выходу, пока не впечаталась в узкий дверной проём.
– Давай быстрее! – Агате не терпелось убраться прочь, поэтому она подпрыгивала от нетерпения, словно заводная игрушка. Нежина молча бросила ей ключи.
– Всё, теперь на выход! – тщательно пережёвывая слова, бросила Агата и направилась к двери. Уже возле самого выхода беглянка оглянулась, чтобы снисходительно бросить через плечо.
– Ты со мной или нет?
Опустившая руки, словно в них не было костей, Нежина посмотрела в окно, занесённое доверху снегом. Ветер, взревев, так стукнул ставнями, что в коридоре залаял пес сторожа. Спросонок он не разобрал, что случилось, но привычка на всякий случай реагировать лаем на непонятные звуки, доставшаяся от хозяина, даже во сне не давала собаке покоя.
– Конечно, – решительно ответила она.
– Тогда нам нужно приодеться.
Агата гордо стукнула себя в тощую грудь и украдкой кивнула на тулупы и валенки, в которых дежурные рубили дрова. Сваленные кучей возле жарко натопленной печи, они издавали неприятный запах сырой овечьей шкуры и дёгтя. Нежина последний раз попыталась воззвать к голосу разума.
– Как по-твоему, что будет, если Лидия об этом пронюхает?
– Мне задаст трёпку, а тебя запрёт в твоей комнате, – ответила Агата с уверенностью. – Не больше, не меньше. Слишком малая цена за возможность наконец выпорхнуть из клетки.
– Некоторые птицы зимой предпочитают сидеть на жёрдочке, – уныло пробормотала Нежина, поплотнее укутываясь в тулуп.
Да, иногда друзья значительно опаснее, чем враги. Но разве Нежина могла в чём-нибудь отказать единственной подруге? Черноволосой красавице и так слишком во многом было отказано. Если Нежина попала в интернат относительно сытой и одетой, хотя бы немного узнавшей, что такое материнская любовь, то Агату нашли в мусорном бачке. Крохотный окровавленный младенец лежал на куче картофельной кожуры и уже даже не пищал, когда на девочку наткнулся Пунт, проверявший бачок на предмет наличия в нём пустых бутылок.
Тем более, что Нежина не верила в дурные предчувствия. Иначе вообще не вставала бы с постели. Она любила Агату до умопомрачения и потому не могла даже помыслить о том, чтобы не поддержать подругу в её затее, хотя голову девочки и сжимало тисками, а сердце томило необъяснимое предчувствие близкой беды.