Сашка мотнула головой и тут же услыхала тягучие арпеджио, доносящиеся сверху, — наверное, Виктория высвободилась из пут неугомонного следователя Синичкина и решила перевести дух, перебирая клавиши. Играла она «Лебедя» Сен-Санса. Добежав до середины лестницы, Сашка замерла и прислушалась. Тетушка играла вдохновенно. Сашке захотелось встать на пуанты, как балерине. Но она была плохой ученицей, и ее уже лет пять как выперли из балетного училища, так что она передумала, справедливо решив, что позориться, даже тут, на дворе, где и зрителей-то нет, все равно не стоит. Иногда она немного жалела, что ей уже не придется выступать на сцене Большого театра. Но что ж поделаешь. Балериной она быть никак не могла. Она лишь однажды вышла на сцену — в шесть лет. Был какой-то важный концерт. В нем же пела и ее мать, а отец с Виолой сидели в зале. Они танцевали всем младшим составом — тремя начальными классами. Но папа сказал тогда, что он заметил в концерте лишь двух истинных женщин, двух красавиц и двух настоящих профессионалов — это были его жена и его дочка. А чего еще можно было ожидать от настоящего мужчины, такого, как отец, который к тому же обожал свою семью. Но тогда Сашку его признание вдохновило. Теперь же, вспомнив, она улыбнулась. С другой стороны, даже хорошо, что мать никогда не узнает о ее несложившейся балетной карьере, она бы расстроилась. Она очень хотела, чтобы дочери продолжили ее путь на сцене. Но Виола страдала полным отсутствием как голоса, так и слуха. А Сашка оказалась не слишком способной танцовщицей. Все, что у нее осталось на сегодняшний момент от изнурительных занятий в балетном классе, так это длинные, «вытянутые батманами» худые ноги да редкое желание вспомнить былое, встав на носочки под музыку Сен-Санса.
Она еще раз тряхнула головой и медленно продолжила восхождение вверх по лестнице. Музыка неожиданно оборвалась, словно лебедь умер раньше, чем этого хотел композитор.
«Вот, — даже радуясь, подумала Сашка, — кто-то меня опередил».
Она не слишком-то хотела говорить с Викторией. Странно это было для нее, ведь она не могла дождаться ее приезда, чтобы посоветоваться обо всем на свете. А теперь, похоже, даже избегает общества тетушки. Та, наверное, чувствует это и не теребит племянницу. Вика многое утратила в своей Америке, но только не чувство деликатности. Если ее не желают, она нипочем не станет навязываться.
Сашка подошла к приоткрытому окну и осторожно заглянула в малую гостиную. Комната показалась ей темной, даже сумрачной. Виктория, как и ожидалось, сидела за роялем. Сашка видела ее фарфоровый профиль. Тонкие пальцы покойно лежали на белых клавишах.
— Это удивительно… — услышала она знакомый голос и замерла, так и не позвав тетушку, как намеревалась за секунду до этого, — я и представить себе не мог.
— Что вам кажется удивительным? — тихо спросила Виктория и вздохнула.
— It’s impossible![1]
Либо я идиот, либо пророк, либо… я даже не знаю, — Серега перескакивал с одного языка на другой. Он всегда так делал, когда сильно нервничал.«Прямо буйство страсти! — фыркнула Сашка. — Как-то уж слишком сразу наш тихий дом превратился в бурлящий котел! Стоило ему только войти в дверь!»
— Don’t fret, please! It’s unreasonable[2]
. — Виктория резко поднялась, что совсем не соответствовало ее плавным, несколько медлительным манерам.— Но в прошлый раз мы договорились…
— Тсс! — она прижала палец к губам и одарила его чарующей улыбкой.
Сашка не могла видеть Серегу, потому что он стоял рядом с дверью, но, скорее всего, тот растаял, как мороженое в микроволновке, — сразу. Во всяком случае, голос его плыл.
— Я помню о нашем уговоре. Только не понимаю, почему я должен притворяться? Я был так рад, что ты…
— Дорогой, — Вика подошла совсем близко к окну, и Сашка, чтобы скрыть свое присутствие, прижалась спиной к шершавой стене дома. Впрочем, стать свидетелем чужих откровений ей все равно не удалось.
— Мы не одни. Этот дом населяет с десяток человек, и я не знаю, кто стоит сейчас за окном…
Сашка икнула, понимая, что близка к позорному разоблачению.
— …или за дверью, или в другой комнате. Тут всегда бедлам и вероятность неожиданной встречи слишком велика. Тебе как будущему дипломату не следует пренебрегать конспирацией.
— Да какая, к чертям, конспирация! — возмутился Серега. — Просто ужасно хочется знать: ты меня используешь, зачем? Вот хотя бы с этими признаниями, с этим убийством. Это потому что я…
— Хм… — Виктория снова улыбнулась. — Я бы тоже хотела это знать. Ты не нажимал на курок?
— Не нужно так шутить. Я имел в виду другое…
— Хватит об убийствах, прошу тебя! — она прижала ладонь ко лбу. — Это невыносимо.
— Но я же видел своими глазами!
— И что из того, — она устало вздохнула и отошла к роялю. — Я прошу тебя. Нам нужно защитить Сашку.
— Но каким образом этот глупый журналист мог бы стать опасным? Тем более для нее?
— При чем тут журналист? — разом удивились и Виктория в комнате, и Сашка на улице.
Только Виктория удивилась вслух, а Сашка про себя.