Дом с протуберанцами

Мужчина в джинсах сделал шаг вперед, к Никишину, но тот отступил на шаг, втягивая противника в своё пространство, и расстояние между ними не сократилось. Мужчина вспылил и с возгласом «ах ты, тварь такая» кинулся на Никишина, но тот отступил, опережая преследователя, и вскоре в дальней комнате на втором этаже осталась одна библиотекарша, красавица-шахидка. Она отупевшим взглядом уставилась в безлюдное пространство перед собой. Потом встала со стула и направилась, пошатываясь, к кровати, на которой была разворошенная постель с нарядными, в голубых цветочках, простынями. Усевшись на край постели, сняла одним заученным движением пояс с зарядным устройством и засунула его под подушку с наволочкой с такими же голубыми цветочками, что и на простынях. И после этого принялась застёгивать пуговицы на чёрной блузке-рубахе с засученными рукавами. Начала застёгивать с самой нижней пуговицы, неторопливо перебирая пальцами белых нежных рук, в них я угадал холёные руки всех тех женщин, которым в жизни не выпадал грубый житейский труд и постоянная стряпня на кухне.

Не успела девушка-библиотекарша-шахидка застегнуть блузу на все пуговицы, как в комнате вновь оказался Никишин. Она этому не удивилась, уже зная из практики, как и я, о многозначных и многомерных свойствах Никишина.

– Ну, что скажешь, Никиша? – произнесла девушка-шахидка, перестав плакать и устало глядя на парня.

– Я его протащил до самых Клепиков и бросил на обводной дороге подле бензоколонки. Теперь стоит там, голосует, – улыбаясь, ответил Никишин.

– Что ты наделал, Никиша, – тоже улыбаясь, молвила шахидка-красавица. – Теперь он точно найдёт тебя и убьёт. Это очень страшный человек. Он такой из русских, который уже и водку не хочет, и денег не хочет, и женщину не хочет, а просто ищет смерти. Вот как Есенин: жизнь моя, иль ты приснилась мне… будто кто в тумане утра скрытый, проскакал на розовом коне… Никита, ты читал Есенина?

– Нет.

– А ты почитай. Возьми на третьей полке его стихи и почитай.

Шахидка, почти застегнув рубаху до верхних пуговиц, вдруг начала расстёгивать её назад сверху вниз.

– Ну, а ты-то чего ради стараешься так, Никишок?

– Я не хотел, чтобы ты нажимала кнопку. Я выбросил её в речку.

– Ах ты, глупый Никита! – засмеялась она. – У меня же осталось ещё несколько запасных. А ты думал? Эх Никита!

Расстегнув рубаху, она распахнула её и позвала Никишина.

– Подойди сюда.

Никишин подошёл близко к кровати, на которой сидела шахидка, и встал словно столб. Белёсые глаза его стали мутными, как у варёной рыбы.

– Ну, какие они? Видал? Тебе нравится, Никита? – спрашивала шахидка. – Правда, красивые? Это сестрички, вот эта левая, она старшая, ты видишь, у неё сосочек чуть больше. Ты никогда не видел таких, наверное, Никишечка?

Никишин, стоявший неподвижно перед шахидкой-красавицей, вдруг заплакал. Слёзы хлынули внезапно из его глаз, и он не утирал их. Они закапали ему на грудь, сбегая с подбородка.

– Ты чего, Никита? Испугался, дурачок? Никогда не видел голую женщину? Я очень плохая, извини меня, рыбка моя! – И красавица-шахидка стала торопливо закрывать грудь, запахивая рубаху.

– Не надо! – вдруг каким-то необычным, очень глубоким, словно бы и не его, голосом заговорил Никишин. – Дай ещё посмотреть.

– Ах ты, Никита! Да ты всё понимаешь, оказывается, не такой уж ты простой! – почти обрадованно воскликнула шахидка и привстала с кровати, поддерживая обеими руками снизу свои беленькие груди. – Хочешь их потрогать?

– Я не поэтому хочу посмотреть, – произнёс Никишин, на этот раз своим обычным унылым затухающим голосом.

– Что не поэтому? – не поняла красавица-шахидка.

– Не потому, чтобы их пощупать.

– А почему?

– Хочу посмотреть, пока они ещё целые.

– Как это – пока они целые?

– Вот эта, старшая сестра, оторвётся и вместе с рёбрами отлетит в кусты. А младшая вместе с кишками повиснет на решётке. Чизвлик.

– Нет, ты всё-таки чокнутый, Никишка. Какие гадости наговорил. Рёбра, кишки… Как мясник какой-то. Ладно, ты теперь иди себе, уходи домой. Ты где живёшь, на какой улице?

– На Строительной, – ответил Никишин и ушёл.

Но он обманул красавицу-шахидку. Оказывается, он умел обманывать. Жил он нигде, у него не было своего дома или постоянного угла. Сейчас он жил у меня, в помещении книгохранилища, спал между книжными полками. Откуда он пришел в посёлок городского типа Туму, никто не знал из тех тумчан, кто когда-нибудь заходил в библиотеку.

Прошлой ночью он крепко спал и не слышал, как приезжал на иномарке молодой бородатый парень, и библиотекарша тихонько впустила его в дом. В спальне, раздевшись донага, он пил кофе, который ему сварила шахидка, и рассказывал ей: