Дом скитальцев

Больше он не оглядывался. За вторым дыханием наступило третье, и его легкие научились дышать, и он ощущал работу мышц, счастье, и свой уверенный упругий бег, как счастье, и брызги из травы по голым ногам, и жаркие удары солнца в просветы листвы, и не мог уже презирать себя за эту звериную радость бега и прохладное плечо, прикасавшееся к его плечу на поворотах. Ныряя из света в зеленую тьму чащи, отряд бежал по длинному, длинному, длинному спуску, в лощину, где вода хлюпала под ногами; потом по такому же длинному подъему-тягуну наискось по сухому солнечному склону. Здесь кончилось третье дыхание, и в самый момент, когда Колька снова ослеп, каблуки простучали по твердой земле – большая дорога и привал…

Привал! Легкие саднило, и дрожали ноги. Он сдернул перевязь и лег на спину, задрав ноги, закрыв глаза, прямо в мокрую траву обочины. Он едва понял, что Дхарма оперлась плечами и затылком о его грудь. Выпростав руку из-под головы, он погладил девушку по щеке и круглому гладкому подбородку и задремал. Таков был бег Охотников… Ох, вот он каков, бег Охотников! Жаркий ветер, и солнце, и тонкая рука под твоим плечом.

Он спал крепко и недолго – по дороге раскатилась дробь копыт. К отряду подскакали двое на светло-рыжих тонконогих лошадях. Охотники, женщина и мужчина. Соскочив с лошадей, они подошли к отряду, простертому в отдыхе. Против обычных правил вежливости никто не поднялся навстречу. Прибывшие, проговорив: «Прохладного полудня», также устроились для отдыха. Колька смотрел на них из-под сонных век. Женщина прилегла плечами на грудь мужчины, как Дхарма. Он взглянул на Дхарму – она спокойно смотрела в небо.

…Конники привезли новости. Обогнав отряд на полчаса галопа, они Большезубых не обнаружили. Однако у гонии – условного места встречи – их ждал гонец с Птицей. Он пытался сверху найти крикунов, сопровождавших тигров от Границы, и не нашел. Это значило, что ракши, Большезубые, держались прибрежной полосы и не углублялись в лес, а крикуны не могли следовать за ними по земле. Колька не заметил, как Дхарма шепнула что-то старшему Охотнику, пока отряд совещался, опустошая плоды маину. Выслушав все мнения, Джаванар уставил бороду на Кольку.

– Адвеста, понимаешь ли ты положение?

Джаванар уже имел наготове лист ниу и мелок, где нарисовал план местности. Пост оставался на востоке-юго-востоке. На западе, километрах в трех, Раганга делала поворот наперерез маршруту отряда, описывая далее (вверх по течению) плавную дугу к северу и востоку. Где-то в начале этой дуги пробирались ракши, а в конце находилось поселение Трех Скал – большое старое поселение, имеющее, конечно, слоновые стойла. Почему Большезубые здесь, а не дальше? Отсюда досюда берег голый. В других местах крикуны были бы рядом с тиграми. И вот что решил отряд: взять наперерез, на северо-северо-запад, прижать ракшей к берегу и убить их прежде, чем подойдут Охотники из Трех Скал. Предстоит трехчасовой переход под полуденным солнцем – необходимое условие, ибо ракши не станут передвигаться в зной.

Разнежившийся, отмякший Колька с удовольствием принял это дело: «Если у вас соцсоревнование, нажмем, хоть кровь из носу. Прихватим ваших ракшей…»

Он что-то говорил Джаванару, смеялся, когда слово «ракш» возникло перед глазами, напечатанное латинским шрифтом. Английский язык, русские примечания – «Маугли», конечно же, он читает, сидя в комнате Клавдии Ивановны, а та ему завидует, что он первый раз читает «Маугли», и сразу в оригинале! «Ракша» – «дьявол», кличка Матери-Волчицы, стоп…

Киплинг дает подлинное слово на хинди. Потрясающее совпадение, и, конечно, это не совпадение – оставить, обдумается после. На раджане слово «ракш» не имеет мистического смысла, это специальный эпитет, означающий большезубых тигров. Или просто – Большезубых… Колька спросил как мог небрежнее:

– Мин, Большезубые очень велики… хм, в вашем Равновесии?

– Десять локтей, – сказала Дхарма. – Клыки больше локтя. У вас тоже водятся Большезубые?

– О-а, еще как водятся! – браво сказал Колька. – Преогромные Большезубые!

«Отлично. Вдобавок ко всему еще саблезубые тигры – махайроды. Позабавимся, подстрелим парочку махайродов на ужин. Взялся за гуж… Попал как кур в ощип. Может, и лучше – прихлопнет сразу, лапкой, и все разрешится само собой. А может, и не прихлопнет…»

Он снова бежал вверх по косогору, снова в затылок с Джаванаром, а девушка Мин – рядом, под горячими и ослепительными лучами, бьющими слева и сверху в спину. Синьг-синьг – свистела птица. Изредка впереди мелькала собака, или оранг в неверном прыжке обрывался, повисал на секунду. Он бежал как заведенный. Будто мог сбросить свою вину перед кем-то, только он не знал, какую вину выгоняет с горьким своим потом, – синьг-синьг-синьг, косогору конец, косогору конец… Он бежал, облитый горьким, выедающим глаза потом. Задыхался. Малиновая носатая птица перелетала с дерева на дерево, за отрядом.