Дом Цепей

Занятие это было не быстрое. Дарист — Андарист — получил по меньшей мере дюжину ран, и каждый раз тяжёлый скимитар рассекал кольчугу, а затем тело — до кости. То, что старик продолжал стоять на ногах, да ещё и драться, казалось ярким свидетельством ложности его собственных слов о том, что его воля недостаточно чиста для меча по имени Скорбь. Однако теперь, когда стычка прервалась, сила, которая наполняла старика, растворилась. Правой рукой он уже не мог пользоваться; рана на бедре заставила его опуститься на камни — и старик не смог встать без посторонней помощи.

На земле лежали девять мёртвых тисте эдур. Отступление было вызвано скорее желанием перегруппироваться, чем необходимостью.

Хуже того, это ведь был лишь передовой отряд. Два корабля у берега были огромны: на каждом легко могли разместиться две сотни воинов. Так, во всяком случае, рассудила Апсалар, пробравшаяся в узкую бухту, где эти суда бросили якорь.

— В воде полно обломков, — добавила девушка, — и оба эдурских корабля, похоже, побывали в бою…

— С тремя малазанскими боевыми дромонами, — сказал Резчик. — Случайная встреча. Дарист говорит, что малазанцы хорошо себя показали.

Они сидели на упавших камнях в дюжине шагов от тисте анди, которые смотрели, как девушка возится с Даристом. Левый бок Резчика ныл, и ему не нужно было заглядывать под одежду, чтобы понять, что под кожей уже расплываются синяки. Юноша пытался не обращать внимания и продолжал смотреть на тисте анди.

— Они вовсе не такие, как я ожидал, — тихо проговорил он. — Даже искусству войны не обучены…

— Верно. Желание Дариста защитить, оградить их оказалось на поверку роковой ошибкой.

— Теперь, когда эдуры узнали об их существовании. Дарист этого не планировал.

Апсалар пожала плечами:

— У них есть задача.

Юноша замолчал, обдумывая это бестактное заявление. Он-то всегда считал, что исключительная способность нести смерть порождает определённую мудрость, даёт осознание хрупкости духа, его смертности, как это было в случае с Ралликом Номом, с которым Резчик лично общался в Даруджистане. Но Апсалар не выказывала подобной мудрости; её суждения всегда звучали категорично, часто — попросту презрительно. Она избрала себе цель и сделала её оружием… возможно, для самозащиты.

Она не собиралась дарить своим жертвам-эдурам быструю смерть. Но, похоже, не получала от этого никакого удовольствия, как это делал бы обычный садист. Скорее всё выглядит так, будто её просто так научили… обучили на пыточных дел мастера. Но Котильон — Танцор — не был мучителем. Он был профессиональным убийцей. Так откуда же эта нотка жестокости? Неужели — часть её собственной натуры? Неприятная, тревожная мысль.

Он осторожно приподнял левую руку и поморщился. Следующая схватка, скорее всего, не затянется, даже при учёте того, что на их стороне будет Апсалар.

— Драться ты не сможешь, — заметила она.

— Дарист тоже, — парировал Резчик.

— Его понесёт меч. А ты станешь слабым звеном. Я не хочу отвлекаться на то, чтобы тебя защищать.

— И что предлагаешь? Покончить с собой, чтобы не путаться у тебя под ногами?

Девушка покачала головой — словно это предложение по сути было вполне рациональным, просто она задумала другое — и тихо сказала:

— На острове есть другие. Они хорошо прячутся, но не настолько хорошо, чтобы я не заметила. Я хочу, чтобы ты пошёл к ним. И заставил нам помочь.

— А кто они?

— Ты же их сам опознал, Резчик. Малазанцы. Выжившая команда тех трёх дромонов, следует полагать. И среди них есть один, обладающий большой силой.

Резчик бросил быстрый взгляд на Дариста. Молодые тисте анди перенесли старика — тот сидел теперь, привалившись спиной к стене у дверного проёма напротив ворот. Старик уронил голову на грудь, и только по едва заметному движению груди можно было понять, что он ещё жив.

— Ладно. Где их искать?

Лес был усыпан развалинами: древними, укрытыми мхом, часто — просто заросшими буграми. Шагая по узкой, едва заметной тропе, которую указала Апсалар, Резчик понял, что лес поднялся в самом сердце мёртвого города — огромного города, который мог похвастаться высокими, массивными строениями. Тут и там валялись обломки разбитых статуй, гигантские фигуры, сработанные из секций, скреплённых какой-то стеклянистой субстанцией, которую даруджиец не опознал. Хотя изваяния по большей части укрывал ковёр мха, он подозревал, что фигуры принадлежали эдурам.

Всё под покровом леса окутывал угнетающий сумрак. На некоторых деревьях виднелись места, где чёрная кора оторвалась, открыв гладкую, влажную древесину цвета крови. Рухнувшие стволы подсказывали, что в смерти она тоже чернела. Раненые, но выстоявшие деревья напомнили Резчику Дариста — чёрную кожу тисте анди и тёмно-красные раны на ней.