Здесь белые стены. После моих неудачных попыток нарисовать лес я решил всё забелить, ибо лес этот был страшным, мне даже приходилось ночевать в общей комнате, потому что из-за собственных художеств мне начали сниться кошмары: то смерть Эльки, то смерть всех, кроме Эльки. Это было год назад, но ужас, который я пережил в тех снах, – мне никогда не забыть: я кричал, когда Эля заносила надо мной нож во сне, я умолял её не делать этого, а когда просыпался – кидался на стены, чтобы содрать то, что нарисовал…
Снег вернулся с фонариками, скотчем и батарейками. Чего только нет в нашей замечательной кладовке!
– Может, углём? – Вий плохого, конечно, не посоветует, но…
– Можно, конечно, – но Китя соглашается, а я-то думал, что это плохая идея – рисовать углём. Китя проходит к двери, где все окружили Снега, разбирают фонарики. Сейчас здесь будет светло, как никогда. – Я за углём, – говорит Китя, исчезая из виду.
– Лови! – Эля кидает мне маленький фонарик со шнурком, как только включаю его – обнаруживаю, что шнурок оранжевый.
– У тебя здесь ничего кроме кровати? А где ты вещи свои хранишь? – Мисс такая любопытная, интересно, её случайно не Варварой звали в прошлой жизни, до нашего дома? Мне приходится спрыгнуть со своей кровати, на которую я успел плюхнутся, пока решали судьбу моей комнаты.
– Всё очень просто, я люблю пространство, – мне приходится заглянуть под кровать, даже посветить фонариком, чтобы найти ручку от своего сундука. – Поэтому, – продолжаю я, выволакивая сундук из-под кровати, – все мои вещи хранятся вот в этом сундуке, – мне хочется спросить её – не правда ли я здорово придумал, но вместо этого сияю улыбкой, как фонарик в руке.
– Ящик, – заключает она.
Она ещё не одомашнилась: точки на потолке – не звёзды, ящик – не сундук, может, и я – не Шаман, по её мнению, но я стараюсь держать себя в руках: не для этого мы с Китей приложили столько усилий с самого утра, не для очередных споров и ссор.
– Ну, не гроб же, – пожимаю плечами, отправляю свой сундук под кровать.
– Ещё гроба нам не хватало, – Сабля недовольна. Нет, я помню историю её появления в этом доме, но я не всегда думаю, что говорю, потому иногда задеваю её словами о гробах, покойниках, духах, загробном мире, потому мы мало общаемся.
– Алиска пришла! – Китя врывается с визгом в комнату, с радостным детским визгом – так умеет только Китя. Мы знаем, о ком она говорит, потому забываем о моей комнате и рвёмся к выходу, одна Мисс ничего не понимает, потому, как последнему выходящему, мне приходится хватать её за руку и вести за собой, ничего не объясняя: сама увидит.
Мы окружены лесом со всех сторон, даже старый завод давно затерялся в лесу. Летом отсюда не выйти без косы, зимой, если она снежная, выбраться отсюда можно только на лыжах или вплавь: здесь не чистят дорог, сюда не приходят люди. Сюда приходят только звери. Пока это только белки, ёжики и Алиска, но мы опасаемся, что они приведут сюда и остальных. Страшнее всего для меня, да и для нас всех – увидеть медведя. Змеи приходят редко, но метко – пугают до смерти, потому летом травы вокруг нашего дома нет – мы её выжигаем, предварительно окопав пределы нашего пожарища, иначе сгорит вообще весь лес, а это приведёт ненужных нам людей.
– Лиса! – Мисс прячется за меня, я польщён, но лисы – безобидные зверушки, они хитрые попрошайки.
– Не бойся, она как кошка, – мне некогда её успокаивать, погладить Алиску мне не удастся, но рассмотреть хочется. Нынче она нас не боится, а раньше стоило кому-то из нас сделать резкое движение – она убегала за ограду, выглядывала из-за забора, осторожно кралась, но снова отбегала назад. Так продолжалось, пока мы не додумались, что её нужно покормить. Эля ругалась, говорила, что мы её так прикормим, и она приведёт остальных лис или кого-нибудь страшнее, но Алиска, видимо, решила ни с кем не делиться, потому приходит одна.
– Кошка? Разве не собака? – теперь она прячется за Вия – единственного, для кого появление Алисы равно появлению солнца или дождя – ему безразлично, он вообще никогда и ничему не удивляется, а сегодня ещё и загруженный, как Снег и Шатун. Что с ними со всеми произошло за эту ночь? Узнаю позже.
– Она гуляет сама по себе, – говорит Эля, выходя вперёд вместе со мной.
После встречи с Алиской мне стало интересно: в каком лесу, питомнике, заповеднике выращивают лис для фотографий? Наша отличалась от них, она не была такой упитанной и ухоженной, её шерсть часто была грязной до наступления настоящей зимы, в её хвост мог закататься репей. Тем не менее, мы её фотографировали на телефон Мента – единственный, кто открыто пользуется телефоном и своей мерзкой рацией.
– Мы будем рисовать или мучить несчастное животное? Я замёрзла! – Сабля опять недовольна.
– Вынеси ей чего-нибудь и не ной, – командует Эля, протягивая руку к Алиске. – Интересно, сколько живут лисы? – она спрашивает это у самой себя, а Алиска отступает назад, она не даст себя погладить.
– Лет пять, – отвечает Вий, он всегда отвечает – ходячая энциклопедия.
– Эта приходит к нам второй год, – продолжает Эля.