Дом Земли и Крови

Отец все равно остался разочарован, но лишь краткостью выдуманного предсказания. Похоже, королю хотелось услышать что-нибудь о силе и могуществе будущего правителя.

Так что, если отец хочет лишить его титула, пусть сделает одолжение. Сам того не зная, король исполнит предсказание.

Слова Оракула по-настоящему обеспокоили Рунна всего один раз – когда он узнал о существовании младшей сестры. Он подумал, что пророчество подразумевало ее преждевременную смерть. Но доводы рассудка быстро рассеяли страхи. Прежде всего, отец никогда официально не признает ее своей дочерью, а значит, и принадлежности к королевскому роду. К счастью, за недолгие годы их дружбы Брайс никогда об этом не спрашивала, а Рунн никогда не просил отца официально признать ее своей дочерью.

– К сожалению, наказание, которое ты заслуживаешь, лишило бы тебя возможности искать Рог.

– Надо понимать, вы даете мне отсрочку, – сказал Рунн, вокруг которого уже клубились тени.

Отец что-то прорычал, но Рунн отключился.

27

Улицы были запружены ванирами, выбравшимися из развороченного «Белого ворона». Все желали знать, что же, Хел побери, там случилось. В самом клубе работали легионеры и отряды Вспомогательных сил. Вокруг возвели магическую стену. Она издавала противное гудение и скрывала поврежденное здание от глаз зевак. А их вокруг толпилось более чем достаточно.

Хант украдкой поглядывал на идущую рядом Брайс. Молчаливую, с остекленевшими глазами и… босую.

Должно быть, взрывная волна унесла ее легкие туфельки на плоской подошве.

«Может, снова взять ее на руки? – думал ангел. – Или перенести к дому по воздуху?» Но стоило ему еще раз посмотреть на Брайс, и он счел за благо ничего ей не предлагать. Руки Брайс, крепко обхватившие плечи, подсказывали Ханту: одно его слово – и она полетит в бездонные глубины своего гнева.

Он помнил ее прощальный взгляд, адресованный Рунну… Хорошо, что она не гадюка, плюющаяся ядом. Тогда бы от холеного лица принца ничего не осталось.

Стоило им войти в чистенький вестибюль ее дома, консьерж вскочил со стула и забросал ее вопросами о том, как она себя чувствует и была ли в клубе. Брайс промямлила, что чувствует себя прекрасно. Тогда консьерж (оборотень, превращавшийся в медведя) переключил свое пристальное и довольно хищное внимание на Ханта. Заметив этот взгляд, Брайс торопливо познакомила их друг с другом, добавив: «К сожалению, Ханту какое-то время придется пожить у меня». Потом она вошла в кабину лифта и тяжело привалилась к хромированным перилам. Казалось, она сейчас упадет в обморок.

Хант протиснулся в закрывающиеся двери. Кабина оказалась слишком тесной для его крыльев, и он плотно прижал их к телу. К счастью, подъем на шестой этаж оказался недолгим.

Брайс обмякла. Ее плечи опустились.

– Почему ты не совершила Нырок? – вырвалось у Ханта.

Лифт терпеливо ждал, когда она выберется из кабины в элегантный коридорчик с кремово-кобальтовыми стенами. Доковыляв до своей двери, Брайс остановилась и повернулась к Ханту:

– Ключи остались у меня в сумочке.

Сама сумочка осталась в развалинах клуба.

– У консьержа есть запасные?

Брайс кивнула, косясь на лифт, как на гору, которую ей надо покорить. Хант вызвался сам спуститься за ключами.

Дотошный консьерж Маррин не торопился выдавать запасные ключи. Вначале этот медведь включил нужную камеру и убедился, что Брайс жива. Затем спросил у нее, действительно ли она послала ангела за ключами. Брайс устало подняла большие пальцы.

Вернувшись, Хант застал ее сидящей у двери в довольно странной позе, позволявшей лицезреть ее ярко-розовые трусики. К счастью, коридорная камера этого не показывала, но Хант не сомневался, что Маррин пристально следит за каждым его движением.

Дверь Брайс открывала сама. Затем приложила ладонь к панельке, снимая заклинания.

Щелкнули замки. Дверь открылась. В передней зажегся неяркий свет.

– Я ждала, – сказала Брайс. – Мы собирались совершить Нырок вместе, когда нам стукнет по двадцать семь.

Хант знал, о ком речь. Гибель Даники была причиной, заставившей Брайс бросить выпивать, оставить танцы и жить выхолощенной жизнью. По той же причине она отказалась убирать шрам на бедре. Наказание, которому Брайс добровольно себя подвергла, было хорошо знакомо Ханту. Его собственное, после чудовищного поражения на горе Хермон, длилось намного дольше. В астерийских застенках ему терзали тело. Душу Хант терзал себе сам, да так, как не снилось ни одному имперскому заплечных дел мастеру.

– И зачем ждать дальше? – спросил Хант, тут же пожалев о своем глупом вопросе.

И это место Куинлан называла своим домом… Хант убедился, насколько обманчив был вид через окно. Оттуда квартира казалась ему просторной, и не более того. Но внутри…