Место, где она побывала пару лет назад, в ночь гибели Даники, находилось далеко в стороне отсюда. Там действовали иные правила, регламентированные протоколами. А здесь… Она старалась не думать о назначении этой части подземелья. Все законы кончались за его порогом.
Запах здесь ощущался только один – запах чистящего средства. Вероятно, полы приходилось мыть очень часто. Канализационные решетки, попадавшиеся в полу через каждые несколько футов, означали… Брайс не хотела думать о предназначении этих решеток.
Они попали в помещение без окон. (Окна здесь существовали только для наблюдения из соседних помещений.) Хант приложил ладонь к круглому металлическому замку слева. Послышалось гудение, затем шипение. Хант плечом открыл дверь, заглянул внутрь и кивнул Брайс.
Здешние трубки первосвета гудели, как гнездо шершней. Если она совершит Нырок, поток ее первосвета будет скромным, совсем незаметным. А первосвета после Нырка Ханта, наверное, хватило бы для энергоснабжения целого города.
Иногда ее охватывало любопытство: чей первосвет питает ее телефон, музыкальный центр и кофемашину?
Брайс мысленно одернула себя. Сейчас не время думать о разной ерунде. Вслед за Хантом она вошла в камеру и увидела бледного человека, сидящего за металлическим столом.
По другую сторону стояли еще два стула. Бриггс был в кандалах, цепь от которых крепилась к толстому кольцу в полу. Его белый спортивный костюм был чистым, но…
Увидев изможденное, вытянутое лицо узника, Брайс сделала над собой усилие, чтобы не вздрогнуть. Его темные волосы были коротко острижены. На лице и руках не было следов ссадин и кровоподтеков, но глубоко посаженные глаза казались пустыми, лишенными всякой надежды.
Хант и Брайс уселись напротив Бриггса. Он на них даже не взглянул и не произнес ни слова. Во всех углах мигали красные огоньки видеокамер. Вряд ли охрана ограничилась этим. Брайс не сомневалась: где-то поблизости сейчас наверняка смотрели и слушали все, что происходило в камере.
– Мы не отнимем у тебя много времени, – сказал Хант, словно и он заметил обреченные глаза Бриггса.
– Время, ангел, – это все, что у меня теперь есть. И находиться здесь лучше, чем… там.
«Там» означало Адрестийскую тюрьму. Потухший, безнадежный взгляд был следствием пребывания Бриггса в той тюрьме и обращения с ним.
Брайс улавливала отчаянную просьбу Бриггса поскорее начать задавать вопросы. Она набрала побольше воздуха, приготовившись наполнить тесную камеру звуком своего голоса. Однако Бриггс ее опередил, заговорив сам:
– Какой сегодня день? И какой месяц?
Ее охватил ужас. Она напомнила себе: этот человек хотел устроить взрыв с многочисленными жертвами. Даже если он не убивал Данику, он планировал истребить множество других и развязать полномасштабную войну между людьми и ванирами. Более того, он вынашивал планы свергнуть власть астериев. Потому его и держат за решеткой.
– Двадцатое апреля, – тихо ответил Хант. – А год – пятнадцать тысяч тридцать пятый.
– Неужели прошло только два года?
Брайс сглотнула пересохшим горлом:
– Мы пришли спросить тебя о событиях двухлетней давности. И о недавних тоже.
Только сейчас Бриггс поднял на них глаза:
– Зачем?
Хант откинулся назад (насколько позволяли крылья), показывая Брайс, что уступает ей право задавать вопросы.
– Несколько дней назад в ночном клубе «Белый ворон» взорвали бомбу. Поскольку в прошлом этот клуб значился среди твоих первостепенных целей, получается, что секта Кереса вновь принялась за старое.
– Неужели ты думаешь, что за этим взрывом стою я? – На вытянутом лице Бриггса появилась горькая улыбка. Хант напрягся. – Девушка, я не напрасно спросил про год. Я потерял счет дням. Думаешь, я из тюрьмы могу поддерживать контакты с внешним миром?
– А как насчет твоих последователей? – осторожно спросил Хант. – Они могли это устроить в твою честь.
– Чего им напрягаться? – Бриггс подался вперед. – Я ведь их подвел. Я подвел наш народ. И подвел таких, как ты, – он кивнул в сторону Брайс, – нежелательных особ.
– Я никогда не считала тебя выразителем моих интересов. То, что ты пытался сделать, вызывает у меня только отвращение.
Брайс рассмеялся. Хрипло. Сокрушенно.
– Когда ваниры тебе скажут, что из-за человеческой крови ты не годишься ни для каких мало-мальски приличных должностей; когда молодцы вроде того, что сидит рядом, посмотрят на тебя, как на игрушку, с которой можно покувыркаться в постели, а потом вышвырнуть вон; когда твоя мать… У тебя ведь человеческая мать? Так всегда и бывает: ваниры используют наших женщин и никогда наоборот… Наполучаешь тумаков – и твои идеалистические чувства быстро начнут меркнуть.
Брайс не ответила. Она старалась не вспоминать моменты, когда ее мать подчеркнуто не замечали или утонченно над ней издевались…
– Итак, ты утверждаешь, что к взрыву в клубе не имеешь никакого отношения, – заключил Хант.
– Еще раз повторяю, – Бриггс звякнул кандалами, – единственные, кого я вижу каждый день, – это тюремщики. Они разрывают меня на части, как труп, а вечером сшивают обратно. Потом их медведьмы делают все, чтобы не осталось следов.