Домби и сын

— Такъ послушайте же, сэръ, что я вамъ скажу. Гд бы ни былъ Валыеръ Гэй, куда бы ни умчала его судьба, ему быть лучше за тридевять земель въ тридесятомъ царств, чмъ дома, въ лондонской контор. Совтую и вамъ такъ думать. Миссъ Домби молода, доврчива и совсмъ не такъ горда, какъ вы бы этого хотли. Если есть въ ней недостатокъ… ну, да все это вздоръ. Угодно вамъ проврить эти бумаги? счеты сведены вс.

Но вмсто пересмотра бумагъ и поврки итоговъ, м-ръ Домби облокотился на ручки креселъ и обратилъ внимательный взглядъ на своего приказчика. Каркеръ сь притворнымъ вниманіемъ принялся разсматривать цифры, не смя прервать нити размышленій своего начальника. Онъ не скрывалъ своего притворства, которое, само собою разумется, было слдствіемъ тонкой деликатности, щадившей нжныя чувства огорченнаго отца. М-ръ Домби вполн понималъ такую деликатность и очень хорошо зналъ, что доврчивый Каркеръ готовъ, пожалуй, высказать многія очень любопытныя и, вроятно, важныя подробности, если его спросятъ; но спрашивать значило бы унизить свое достоинство, и м-ръ Домби не спрашивалъ. Впрочемъ такія сцены повторялись весьма часто между деликатнымъ приказчикомъ и гордымъ негоціантомъ. Мало-по-малу м-ръ Домби вышелъ изъ задумчивости и обратилъ вниманіе на дловыя бумаги, но взглядъ его по временамъ снова устремлялся на приказчика, и прежнее раздумье брало верхъ надъ конторскими длами. Въ эти промежутки Каркеръ опять становился въ прежнюю позу, озадачивая на этотъ разъ, боле чмъ когда-либо, своею разборчивою деликатностью. Разсчитанный маневръ достигъ вожделнной цли, по крайней мр въ томъ отношеніи, что въ грудь м-ра Домби заронилась искра ненависти къ бдной Флоренс, которая до этой поры была только нелюбима гордымъ отцомъ. Между тмъ майоръ Багстокъ, идолъ престарлыхъ красавицъ Лемингтона, сопровождаемый туземцемъ, навьюченнымъ своей обыкновенной поклажей, величаво выступалъ по тнистой сторон улицы въ направленіи къ резиденціи м-съ Скьютонъ. Ровно въ полдень онъ удостоился лицезрнія Клеопатры, возлежавшей обычнымъ порядкомъ на своей роскошной соф. Передъ ией съ подносомъ въ рукахъ стоялъ долговязый Витерсъ. Египетская царица кушала кофе. Комната была тщательно закрыта со всхъ сторонъ.

— Кто тамъ? — вскричала м-съ Скьютонъ, услышавъ шумъ приближающихся шаговъ. — Ступайте вонъ. Я не принимаю.

— За что, м-съ, Джозефъ Багстогъ подвергается вашей опал?

— Это вы, майоръ? Можете войти. Я передумала.

Майоръ подошелъ къ соф и прижалъ къ губамъ очаровательную руку Клеопатры.

— Садитесь, майоръ, только подальше. Не подходите ко мн: я ужасно слаба сегодня, и нервы мои до крайности разстроены, a отъ васъ пахнетъ знойными лучами тропическаго солнца.

— Да, м-съ, было время, когда солнце пекло и палило Багстока, но жгучіе лучи подъ тропиками не портили его растительной силы. Онъ процвталъ, м-съ, и процвталъ какъ лучшій цвтокъ въ вестъ-индской оранжере. Его и звали не иначе какъ цвткомъ. Никто въ т дни не говорилъ о Багсток; но всякій, отъ офицера до послдняго солдата, указалъ бы вамъ на "цвтокъ нашего полка". Время, труды, заботы остановили ростъ цвтка, но все же онъ остался въ разряд растеній вчно зеленыхъ и не утратилъ своей свжести.

Здсь майоръ, несмотря на запрещеніе, придвинулъ стулъ къ египетской цариц и подъ покровомъ окружающаго мрака замоталъ головой съ такимъ неистовствомъ, какъ будто чувствовалъ первые припадки паралича.

— A гд м-съ Грэйнджеръ? — спросила Клеопатра пажа.

Витерсъ полагалъ, что она въ своей комнат.

— Очень хорошо, — сказала м-съ Скьютонъ. — Убирайтесь отсюда и заприте дверь. Я никого не принимаю.

Когда Витерсъ исчезъ, м-съ Скьютонъ слегка повернула голову, устремила томный взоръ на майора и освдомилась о здоровьи его друга.

— Къ чему разспрашивать о немъ, м-съ? — возразилъ майоръ съ лукавымъ видомъ. — Домби здоровъ, какъ только можетъ быть здоровъ человкъ въ его отчаянномъ положеніи. Вы должны понимать, м-съ, мой другъ прострленъ, насквозь прострленъ, какъ бдная птичка, и ужъ не намъ съ вами поставить его на ноги.

Клеопатра бросила на майора быстрый и проницательный взглядъ, противорчившій какъ нельзя боле жеманному распванію, сопровождавтему ея разговоръ.

— Майоръ Багстокъ, я мало знаю свтъ съ его мелкими, пустыми приличіями, но это не мшаетъ мн… о свтъ, свтъ! куда двалъ ты натуру, высокую, благородную натуру со всми ея прелестями! Какимъ образомъ заглушилъ ты музыку сердца, поэзію души? Гд найти въ теб эти искреннія изліянія, сопровождаемыя небесными восторгами! О я не раскаиваюсь, что не знаю свта, но это не мшаетъ мн понимать васъ, майоръ Багстокъ. Вы затронули теперь самую чувствительную струну моего бднаго сердца. Ваши намеки относятся къ милой моей дочери. Такъ ли, майоръ Багстокъ? Говорите пряме.

— Прямота была отличительною чертою въ пород Багстоковъ. Это — ихъ всегдашній недостатокъ. Хорошо, миледи. Я буду говорить безъ обиняковъ.