— Не знаю… разскажите, — отвчалъ смирный, закинувшя голову и улыбаясь на потолокъ, какъ человкъ, который уже знаетъ, въ чемъ тутъ штука.
— Случай самъ по себ вздорный, — сказалъ Фениксъ, оглядывая гостей съ улыбкой, — не стоило бы и разсказывать, да самъ-то Джакъ высказывается тутъ очень хорошо. Джака пригласили куда-то на свадьбу, — чуть ли не въ Баркширъ.
— Въ Шропширъ, — счелъ себя обязаннымъ замтить скромный джентльменъ,
— Что? A? Ну, да это все равно, — продолжалъ Фениксъ, — дло въ томъ, что его пригласили на свадьбу. Похалъ, вотъ хоть бы и мы, напримръ, имя честь получить приглашеніе на свадьбу моей любезной родственницы и м-ра Домби, не заставили повторять себ этого два раза и чертовски рады были сойтись по случаю такого событія. Джакъ и похалъ. A нужно вамъ знать, что это прехорошенькая двушка выходила за человка, котораго ни въ грошъ не ставила, a согласилась только ради его несмтнаго богатства. Возвратившись со свадьбы въ городъ, Джакъ встрчается съ однимъ изъ своихъ знакомыхъ. "Ну, что, Джакъ? — спрашиваетъ знакомый, — что наша неравная чета?" — Неравная? — отвчалъ Джакъ. — Напротивъ того, дло слажено на чистоту: она какъ слдуетъ, куплена, онъ, какъ слдуетъ, проданъ!
Ужасъ злектрическою искрою пробжалъ по всему обществу, Фениксъ вдругъ онмлъ на самомъ патетическомъ мст своего разсказа. Ни единой улыбки не вызвалъ этотъ единственный предметъ общаго разговора въ продолженіе всего обдаю Воцарилось глубокое молчаніе; смирный джентльменъ, ршительно не знавшій, въ чемъ состоитъ анекдотъ, и въ этомъ отношеніи невинный, какъ не рожденный еще младенецъ, имлъ несчастіе прочесть во взорахъ всхъ гостей, что они считаютъ его главнйшимъ виновмикомъ неловкой выдумки.
Лицо м-ра Домби вообще было не очень измнчиво; a теперь, облеченное, по случаю праздника, въ торжествеыность, не выразило при этомъ разсказ ничего особеннаго; оиъ замтилъ голько, среди всеобщаго молчанія, что "исторія хороша". Эдиь быстро взглянула на Флоренсу, ио, впрочемь, оставалась совершенно безстрастна и равнодушна.
Блюда слдовали за блюдами, на стол блестло серебро и золото, лежали кучи разныхъ фруктовъ; подали дессертъ, явилось мороженое, — статья совершенно излишняя за столомъ м-ра Домби. Обдъ кончился подъ громкую музыку безпрестанныхъ ударовъ молотка, по случаю прізда новыхъ гостей, которымъ досталось только понюхать, чмъ пахло въ столовой. Когда м-съ Домби встала съ своего мста, стоило посмотрть на ея супруга, какъ онъ, въ накрахмаленномъ галстук, сталъ y дверей растворить ихъ для дамъ, и какъ она прошла мимо него съ Флоренсой.
Картина была замчательна: y дверей торжественная фигура м-ра Домби; y пустого конца стола жалкая, одинокая фигура директора остъ-индской комнаніи; за нимъ воинственная фигура майора Багстока, разсказывающаго о герцог Іоркскомъ шестерымъ изъ семи смирныхъ джентльменовъ (седьмой, честолюбивый, былъ совершенно уничтоженъ и затертъ); въ сторон смиренко рисовалась фигура директора банка, выкладывавшаго изъ вилокъ передъ кучкой благоговйныхъ слушателей планъ своего маленькаго садика; дальше была задумчивая фигура Феникса, украдкой поправлявшаго на голов парикъ. Но картина эта скоро разрушилась: подали кофе, и гости вышли изъ столовой.
Давка въ пріемныхъ комнатахъ увеличивалась съ съ каждою минутой; но въ гостяхъ м-ра Домби все еще проявлялась врожденная невозможность смшенія съ гостями м-съ Домби, и съ одного взгляда можно было узнать, кто чей гость. Единственное исключеніе длалъ, можетъ быть, Каркеръ, который, стоя въ кружк, образовавшемся около м-съ Домби, былъ равно внимателенъ и къ ней, и къ нему, и къ Клеопатр, и къ майору, и къ Флоренс, и ко всмъ; онъ былъ равно привтливъ съ обими партіями гостей и не принадлежалъ ни къ какой изъ нихъ.
Флоренса боялась его, и присутствіе его стсняло ее. Она не могла отдлаться отъ этого чувства и безпрестанно на него поглядывала; недоврчивость и непріязнь невольно заставляли ее обращать взоры на него. Но мысли ея были заняты другимъ; сидя въ сторонк, она чувствовала, какъ мало участвуетъ отецъ ея во всемъ происходящемъ вокрутъ него, и видла, не безъ тяжелаго чувства, что ему какъ будто неловко и невесело, что на него почти не обращаютъ вниманія гости, которыхъ, въ знакъ своего особеннаго уваженія, онъ встрчалъ y самыхъ дверей, что жена его, когда онъ представлялъ ей пріхавшихъ, принимала ихъ съ гордою холодностью и посл этой церемоніи ни разу не обращалась къ нимъ ни съ полусловомъ. Особенно мучило и приводило въ недоумніе Флоренсу то, что это длала та же самая Эдиь, которая обращалась съ ней такъ ласково, съ такою теплою внимательностью!