Домби и сын

— Вотъ что я хотла вамъ сказать, м-съ Ричардсъ, и вамъ, м-ръ Тудль: всякое извстіе о томъ, какъ поживаетъ семейство м-ра Домби, будетъ для меня очень пріятно, и я всегда рада побесдовать съ м-съ Ричардсъ объ ихъ семь и вспомянуть прошлое время. Мы съ м-съ Ричардсъ всегда жили въ ладу, и я жалю, что не сблизилась съ нею тогда больше, въ чемъ сама виновата. Теперь, по крайней мр, она, врно, не откажетъ мн въ дружб и позволитъ посщать ее и быть y нея, какъ дома?

Полли была очень рада и изъявила свое согласіе на дружбу. М-ръ Тудль не могъ дать себ отчета, радъ онъ или нтъ, и потому сохранилъ глупйшее спокойствіе.

— Вы знаете, м-съ Ричардсъ, и вы, м-ръ Тудль, — продолжала миссъ Токсъ, — я могу вамъ быть кое въ чемъ полезна, если вы хотите не считать меня чужою. Я могу, напримръ, учить вашихъ малютокъ. Если позволите, я принесу имъ книжекъ, и вы увидите, въ вечеръ-другой, сколько он узнаютъ. Только я не хочу вамъ мшать, не хочу, чтобы вы считали меня гостьей; вы пожалуйста ые церемоньтесь, м-съ Ричардсъ: штопайте себ, шейте, кормите дтей, длайте, что вамъ нужно: да и вы, м-ръ Тудль, не чинитесь: закурите вашу трубку.

— Благодарю васъ, — проговорилъ Тудль.

— Чистосердечно говорю вамъ, — продолжала миссъ Токсъ, — что я буду въ восторг, если мн удастся передать кое-какія познанія вашимъ дткамъ, и сочту себя щедро вознагражденною, если вы просто, безъ обиняковъ, согласны на мое предложеніе.

Сдлка была тутъ же утверждена, и миссъ Токсъ въ ту же минуту почувствовала себя до такой степени дома, что немедленно сдлала экзаменъ всмъ дтямъ и записала ихъ имена, возрастъ и познанія. Экзаменъ и бесда задержали ее y Тудлей такъ долго, что ей уже поздно было идти домой одной. Точильщикъ былъ еще здсь и учтиво предложилъ проводить ее, на что она съ удовольствіемъ согласилась.

Простившись съ Тудлемъ и Полли и перецловавши всхъ дтей, миссъ Токсъ ушла съ такимъ легкимъ сердцемъ, что м-съ Чиккъ обидлась бы, если бы его взвсила.

Скромный Робъ хотлъ идти позади миссъ Токсъ, но она заставила его идти рядомъ и вступила съ нимъ въ долгій разговоръ.

— Очень рада съ вами познакомиться, — сказала она y своего порога. — Надюсь, мы будемъ друзьями, и вы постите меня. Завели ли вы денежную шкатулку?

— Завелъ миледи, — отвчалъ Робинъ, — и ужъ давненько. Я накопилъ деньженокъ на черный день и собираюсь положить ихъ въ банкъ.

— Доброе дло, доброе дло. Рада слышать отъ васъ такія рчи. Положите туда и эту полкрону.

— Много вамъ благодаренъ, миледи; но мн, право, совстно, что вы тратитесь изъ-за меня.

— Не безпокойтесь, мой милый: эта бездлица меня не разоритъ, и вы должны ее принять въ знакъ моего расположенія, иначе я стала бы сердиться. Прощайте, Робинъ.

— Прощайте, миледи. Покорно благодарю.

Вслдъ затмъ мальчишка размнялъ подаренную монету и мигомъ проигралъ вс деньги. Правила чести и благородства никогда не преподавались въ заведеніи Благотворительнаго Точильщика. Преобладающей системой въ этой школ было лицемріе, прививавшееся съ огромнымъ успхомъ, такъ что родители и покровители питомцевъ, окончившихъ здсь свой курсъ, разсуждали ииой разъ, что ужъ лучше оставлять дтей безъ всякаго воспитанія, если оно приноситъ такіе горькіе плоды. Другіе, боле основательные, догадывались, что воспитаніе должно быть улучшено, и въ ожиденіи такого улучшенія немилосердно бранили заведеніе Благотворительнаго Точильщика. Между тмъ опытные начальники знаменитой школы всегда умли вывертываться, указывая обвинителямъ на тхъ изъ своихъ бывшихъ учениковъ, которые какимъ-нибудь чудомъ спаслись отъ нравственной порчи и занимали въ обществ почетныя мста. Такія указанія ставили втупикъ всевозможныхъ клеветниковъ, и слава учебнаго заведенія возростала годъ отъ году съ неимоврнымъ успхомъ. Да здравствуютъ вс на свт Благотворительные Точильщики!

Глава XXXIX

Дальнйшія приключенія капитана Эдуарда Куттля, морехода

Быстро летло впередъ ничмъ неудержимое время, и, наконецъ, былъ почти на исход роковой годъ, назначенный старымъ Соломономъ для вскрытія запечатаннаго пакета, оставленнаго при письм испытанному другу. По мр приближенія завтнаго срока, капитанъ Куттль чаще и чаще смотрлъ по вечерамъ на таинственную бумагу, и душой его овладвало невыразимое безпокойство.

Но вскрыть документъ однимъ часомъ раньше назначеннаго срока было для честнаго капитана такою же невозможностью, какъ вскрыть самого себня для анатомическихъ наблюденій. Онъ ограничивался только тмъ, что выкладывалъ по временамъ таинственный пакетъ на столъ, закуривалъ трубку и сидлъ по цлымъ часамъ съ безмолвною важностью. Случалось, посл боле или мене продолжительныхъ созерцаній черезъ кольца табачнаго дыма, капитанъ постепенно начиналъ отодвигать свой стулъ, какъ будто желая высвободиться изъ-подъ чарующаго вліянія рокового документа. Напрасное покушеніе! документъ мерещился ему на потолк, на обояхъ и даже на пылающихъ угляхъ затопленнаго камина.