Домби и сын

Съ этою благою цѣлью м-ръ Тутсъ, облекшись на другой день во всеоружіе Борджесъ и компаніи, отправился къ дому м-ра Домби. Но мужество постепенно оставляло его по мѣрѣ приближенія къ мѣсту дѣйствія, такъ что, подойдя къ воротамъ въ три часа, онъ рѣшился войти не прежде, какъ въ шесть.

Все шло обыкновеннымъ порядкомъ до той минуты, когда Сусанна сказала, что миссъ Домби здорова, и когда м-ръ Тутсъ отвѣтилъ, что это ничего; но вмѣсто того, чтобы улетѣть домой, на подобіе ракеты, какъ бывало прежде, м-ръ Тутсъ, сдѣлавъ это замѣчаніе, остановился и оскалилъ зубы.

— Можетъ быть, сэръ, вамъ угодно взойти на верхъ? — сказала Сусанна.

— Да, я думаю.

Но вмѣсто того, чтобы идти наверхъ, смѣлый джентльменъ притворилъ дверь и, сдѣлавъ неуклюжій прыжокъ, обнялъ прелестную дѣву и влѣпилъ ей самый звонкій поцѣлуй.

— Отвяжись, или я тебѣ выцарапаю глаза! — закричала Сусанна.

— Еще разъ! — воскликнулъ м-ръ Тутсъ.

— Отвяжись, говорю тебѣ. И этотъ блаженный туда же! Кто послѣ этого не станетъ волочиться! Отвяжись!

Сусанна едва удерживалась отъ смѣха, произнося эти слова, и вовсе не думала сердиться; но Діогенъ, караулившій на лѣстницѣ, счелъ это обстоятельство очень важнымъ и, догадываясь по толкотнѣ и шороху ногъ о завязавшейся битвѣ, бросился на выручку хозяйки и въ мгновеніе ока овладѣлъ ногою дерзкаго непріятеля.

Сусанна, съ визгомъ и смѣхомъ отворивъ дверь, побѣжала наверхъ, a храбрый Тутсъ, спотыкаясь, вышелъ на улицу вмѣстѣ съ Діогеномъ, который никакъ не хотѣлъ разстаться съ ногою, какъ-будто Борджесъ и компанія были повара, изготовившіе для него праздничный пиръ изъ панталонъ м-ра Тутса. Отбитый непріятелемъ, онъ перевернулся въ пыли и съ новымъ остервенѣніемъ бросился на лакомое блюдо. М-ръ Каркеръ сдѣлался нечаяннымъ свидѣтелемъ всей этой сумятицы, происходившей передъ пышнымъ домомъ м-ра Домби. Онъ сдержалъ коня и наблюдалъ, чѣмъ кончится любопытная исторія.

Наконецъ, Діогена отозвали домой и заперли дверь. М-ръ Тутсъ прислонился къ ближайшей стѣнѣ и перевязалъ драгоцѣннымъ шелковымъ платкомъ изорванную ногу. Каркеръ съ любезной улыбкой подъѣхалъ къ пораженному непріятелю.

— Прошу извинить, сэръ, — сказалъ Каркеръ, — надѣюсь, вы не ранены.

— О нѣтъ, ничего, — отвѣчалъ Тутсъ, подымая раскраснѣвшееся лицо. — Покорно благодарю.

— Но если собачьи зубы врѣзались въ тѣло…

— Покорно благодарю, сэръ. Все благополучно. Ничего.

— Я имѣю удовольствіе быть знакомымъ съ м-ромъ Домби, — замѣтилъ Каркеръ.

— Неужели! — воскликнулъ Тутсъ, покраснѣвъ до ушей.

— И надѣюсь, — продолжалъ м-ръ Каркеръ, снявъ шляпу, — за отсутствіемъ его, вы позволите мнѣ извиниться и пожалѣть о случившейся непріятности.

М-ръ Тутсъ несказанно обрадовался случаю познакомиться съ пріятелемъ м-ра Домби и, раскланиваясь очень вѣжливо, поспѣшилъ вынуть карточку и вручилъ свой адресъ м-ру Каркеру, который взамѣнъ подалъ ему свой. Съ этимъ они разстались.

М-ръ Каркеръ тихимъ шагомъ поѣхалъ подлѣ дома и пристально смотрѣлъ на окна, стараясь разглядѣть черезъ гардины задумчивое лицо, обращенное въ эту минуту на розовыхъ дѣтей въ противоположномъ домѣ. Діогенъ въ эту же минуту вскарабкался на окно и, выпучивъ глаза на проѣзжавшаго всадника, залаялъ немилосердно, какъ будто хотѣлъ изорвать его въ клочки, выпрыгнувъ на улицу съ третьяго этажа.

Хорошо, Діогенъ, хорошо. Защищай свою госпожу. Голова твоя всклокочена, глаза сверкаютъ, зубы наострились — браво, чуткій песъ! Ва-ззы ва-ззы.

Глава XXIII

Одиночество Флоренсы и таинственность мичмана

Флоренса жила одна въ огромномъ мрачномъ домѣ. День проходилъ за днемъ, a она все жила одна, и пустыя стѣны, какъ змѣиныя головы Горгоны, леденили ее мертвящимъ взглядомъ, угрожавшимъ превратить въ камень ея молодость и красоту.

Ни одинъ волшебный замокъ, созданный сказочнымъ воображеніемъ въ дремучемъ лѣсу, среди болотъ и пропастей, не былъ столь одинокъ и запущенъ, какъ домъ м-ра Домби въ его угрюмой дѣйствительности. По ночамъ, когда яркій свѣтъ струился изъ сосѣднихъ оконъ, онъ казался темнымъ пятномъ среди улицы; днемъ, между другими зданіями, онъ хмурился, какъ рыцарь печальнаго образа, мрачный и дикій въ своей непроницаемой таинственности.

Не было здѣсь двухъ свирѣпыхъ драконовъ, стерегущихъ входъ передъ теремомъ угнетенной невинности; но на этихъ страшныхъ воротахъ каждый, казалось, читалъ адскую надпись: "Оставьте всякую надежду вы, которые входите сюда". Весь домъ былъ до такой степени запущенъ, что мальчишки безпрепятственно чертили мѣломъ разныя фигуры на мостовой и на перилахъ и рисовали чертенятъ съ рогами и хвостомъ на стѣнахъ конюшни. Случалось, м-ръ Таулисонъ разгонялъ неугомонныхъ шалуновъ, и тогда взамѣнъ они принимались рисовать самого м-ра Таулисона съ длинными ушами, торчавшими изъ-подъ его шляпы. Никакого шуму, никакого движенія подъ запустѣлой кровлей. Странствующіе музыканты съ мѣдными трубами не осмѣливались прогудѣть ни одной ноты передъ этими окнами; прыгающіе савояры и шарманщики съ вальсирующими маріонетками бѣгали, какъ отъ чумы, отъ запустѣлаго жилища.