Ужасная улыбка, сопровождаемая обнаруженіемъ зубовъ и десенъ, свидѣтельствовала о чрезвычайной радости главнаго приказчика. М-ръ Домби, въ ознаменованіе душевнаго наслажденія, брякнулъ часовой цѣпочкой и слегка кивнулъ головой.
— Вы сотворены для общества, — продолжалъ Каркеръ. — По своему характеру и блистательному положенію, вы болѣе, чѣмъ всякій другой, способны къ использованію всѣхъ условій общественной жизни, и я всегда удивлялся, отчего съ такимъ упорствомъ и такъ долго вы отталкивали отъ себя представителей большого свѣта.
— На это, Каркеръ, были свои причины. Какъ человѣкъ одинокій, я мало-по-малу отвыкъ отъ всякихъ связей. Но и y васъ, Каркеръ, если не ошибаюсь, отличныя способности жить въ свѣтѣ. Вы понимаете и цѣните людей съ перваго взгляда: отчего же вы не посѣщаете общества?
— Я? О, это совсѣмъ другое дѣло! Можетъ быть, точно я знаю толкъ въ людяхъ; но въ сравненіи съ вами, м-ръ Домби, я не болѣе, какъ жалкій пигмей.
М-ръ Домби откашлялся, поправилъ галстукъ и нѣсколько минуть въ молчаніи смотрѣлъ на своего преданнаго друга и вѣрнаго раба.
— Каркеръ, — сказалъ наконецъ м-ръ Домби съ нѣкоторымъ трудомъ, какъ будто въ его горлѣ завязла неболыиая кость, — я буду имѣть удовольствіе представить васъ моимъ… то есть, майоровымъ друзьямъ. Чрезвычайно пріятное общество.
— Очень вамъ благодаренъ, м-ръ Домби. Надѣюсь, въ этомъ обществѣ есть дамы?
— Обѣ дамы. Я ограничилъ свои визиты ихъ домомъ. Другихъ знакомыхъ y меня здѣсь нѣть.
— Онѣ сестры? — спросилъ Каркеръ.
— Мать и дочь, — отвѣчалъ м-ръ Домби.
М-ръ Домби опустилъ глаза и снова началъ поправлять галстукъ. Улыбающееся лицо м-ра Каркара въ одно мгновеніе и безъ всякаго естественнаго перехода съежилось и скорчилось такимъ образомъ, какъ будто онъ всю жизнь не питалъ ничего, кромѣ глубочайшаго презрѣнія къ своему властелину. Но когда м-ръ Домби опять поднялъ глаза, главный приказчикъ началъ улыбаться съ необыкновениой нѣжностью, какъ будто счастье всей его жизни заключилось въ бесѣдѣ съ великимъ человѣкомъ.
— Вы очень любезны, — сказалъ Каркеръ. — Мнѣ весьма пріятно будетъ познакомиться съ вашими дамами. A кстати — вы заговорили о дочеряхъ: я видѣлъ недавно миссъ Домби. Я нарочно заѣзжалъ на дачу, гдѣ она гоститъ, и справлялся не будетъ ли къ вамъ какихъ порученій. Но вмѣсто всего миссъ Домби посылаетъ вамъ… свою нѣжную любовь.
Къ довершенію сходство съ волкомъ, м-ръ Каркеръ, сказавъ эти слова, высунулъ изъ пустой пасти длинный, красный, горячій языкъ.
— Какъ дѣла въ конторѣ? — спросилъ м-ръ Домби послѣ кратковременнаго молчанія.
— Ничего особеннаго, — отвѣчалъ Каркеръ. — Торговля въ послѣднее время шла не такъ хорошо, какъ обыкновенно, ну, да это вздоръ: вы, разумѣется, не обратите на это вниманія. О "Сынѣ и Наслѣдникѣ" никакихъ вѣстей. Въ Лойдѣ[15]
считаютъ его погибшимъ. Потеря для васъ пустая: корабль застрахованъ отъ киля до мачтовыхъ верхушекъ.— Каркеръ, — сказалъ м-ръ Домби, усаживаясь подлѣ приказчика, — вы знаете, я никогда не любилъ Вальтера Гэя…
— И я также, — перебилъ приказчикъ.
— При всемъ то. мъ я бы желалъ, — продолжалъ м-ръ Домби, — чтобы молодой человѣкъ не былъ назначенъ въ Барбадосъ. Его не слѣдовало отправлять на корабль.
— Вольно-жъ вамъ было не сказать объ этомъ въ свое время! Какъ теперь помочь дѣлу? Впрочемъ, знаете ли что, м-ръ Домби? Все къ лучшему, рѣшительно все. Это мое постоянное мнѣніе, и я еще ни разу въ немъ не раскаивался. A говорилъ ли я вамъ, что между мной и миссъ Домби существуетъ нѣкоторый родъ довѣрія?
— Нѣтъ, — сказалъ м-ръ Домби суровымъ тономъ.
— Такъ послушайте же, сэръ, что я вамъ скажу. Гдѣ бы ни былъ Валыеръ Гэй, куда бы ни умчала его судьба, ему быть лучше за тридевять земель въ тридесятомъ царствѣ, чѣмъ дома, въ лондонской конторѣ. Совѣтую и вамъ такъ думать. Миссъ Домби молода, довѣрчива и совсѣмъ не такъ горда, какъ вы бы этого хотѣли. Если есть въ ней недостатокъ… ну, да все это вздоръ. Угодно вамъ провѣрить эти бумаги? счеты сведены всѣ.