Домби и сын

Общество обозрѣвало картины, статуи, стѣны, башни, вороньи гнѣзда, и такъ далѣе. Майоръ Багстокъ постоянно безмолвствовалъ, такъ какъ въ его желудкѣ совершался процессъ пищеваренія послѣ сытнаго завтрака. М-съ Скьютонъ, утомленная восторженными порывами, надрывавшими ея грудь цѣлую четверть часа, начинала теперь зѣвать. Тѣмъ общительнѣе и любезнѣе становился м-ръ Каркеръ, который теперь обратилъ исключительное вниманіе на своего принципала. М-ръ Домби тоже говорилъ очень мало: "Да, Каркеръ, ваша правда, Каркеръ, справедливо, Каркеръ", и больше ничего, — но онъ втайнѣ поощрялъ м-ра Каркера идти впередъ и внутренно былъ очень доволенъ его поведеніемъ, такъ какъ всѣ его замѣчанія и мнѣнія могли доставить нѣкоторое удовольствіе м-съ Грэйнджеръ, да притомъ же кто-нибудь долженъ былъ говорить. Владѣя въ совершенствѣ даромъ скромности, м-ръ Каркеръ никогда не осмѣливался прямо относиться къ м-съ Грэйнджеръ, но прекрасная леди слушала его внимательно, и даже два, три раза мерцающая улыбка прокралась на ея лицо, когда восторженный ораторъ отыскалъ какое-то новое достоинство въ особѣ м-ра Домби.

Когда, наконецъ, Уаррикъ былъ изслѣдованъ по всѣмъ направленіямъ, общество пересѣло въ карету и отправилось осматривать живописныя окрестности замка къ великому неудовольствію майора, который чувствовалъ себя совершенно утомленнымъ. М-ръ Домби, любуясь, по указанію Каркера, на одинъ изъ замѣчательныхъ пунктовъ, церемонно замѣтилъ, что рисунокъ какой-нибудь мѣстности, набросанный прекрасною рукою м-съ Грэйнджеръ, оставилъ бы въ немъ навсегда пріятное воспоминаніе объ этомъ достопамятномъ днѣ. Немедленно долговязый Витерсъ, по распоряженію м-съ Скьютонъ, подалъ дорожный портфель Эдиѳи, карета остановилась, и прекрасная леди приготовилась выполнить желаніе м-ра Домби.

— Боюсь, не безпокою ли я васъ? — сказалъ м-ръ Домби.

— Совсѣмъ нѣтъ. Какой же пунктъ должна я рисовать? — спросила красавица съ холоднымъ вниманіемъ.

— Предоставляю выборъ пункта самому художнику, — сказалъ Домби.

— О нѣтъ, потрудитесь назначить сами, — отвѣчала Эдиѳь.

— Въ такомъ случаѣ, — сказалъ м-ръ Домби, — если взять вотъ эту сторону или… какъ вы думаете, Каркеръ?

Случилось, не въ далекомъ разстояніи отъ коляски, почти на первомъ планѣ, расположена была группа деревьевъ, очень похожая на ту, откуда м-ръ Каркеръ наблюдалъ поутру прекрасную леди. Тутъ же, для довершенія сходства, стояла подъ однимъ деревомъ скамейка, такая же, какъ въ рощѣ, гдѣ сидѣла взволнованная красавица.

— Если позволите, — отвѣчалъ Каркеръ, — я указалъ бы на этотъ живописный кустарникъ. Видъ, на мои глаза, очень замѣчательный и даже любопытный.

Глаза ея устремились по указанному направленію и потомъ быстро обратились на Каркера. Это былъ старый взглядъ, которымъ они обмѣнялись послѣ завтрака, но взглядъ уже не двусмысленный.

— Нравится вамъ этоть видъ, м-ръ Домби?

— Чрезвычайно. Видъ очаровательный!

Коляска подъѣхала ближе къ мѣсту, очаровавшему м-ра Домби. Эдиѳь, не перемѣняя, позы открыла съ гордымъ равнодушіемъ портфель и принялась рисовать.

— Карандаши мои притупились, — сказала она, прекративъ начатую работу.

— Позвольте мнѣ ихъ… или нѣтъ, Каркеръ сдѣлаетъ это лучше. Онъ мастеръ на эти вещи. Сдѣлайте одолженіе, Каркеръ, очините карандаши м-съ Грэйнджеръ.

М-ръ Каркеръ подъѣхалъ къ дверцамъ коляски, осадилъ лошадь, поклонился и, живописно рисуясь на сѣдлѣ, взялъ съ улыбкой карандаши изъ рукъ красавицы и принялся очинять. Попросивъ позволенія держать портфель, онъ подавалъ карандаши по мѣрѣ надобности и любовался работой м-съ Грэйнджеръ, находя, что она съ особеннымъ искусствомъ обрисовываетъ деревья. Во все это время м-ръ Домби величаво и безмолвно стоялъ въ коляскѣ какъ болванъ, a Клеопатра и Антоній ворковали какъ голубки.

— Довольны ли вы этимъ, или желаете большей отдѣлки? — спросила Эдиѳь, показывая рисунокъ м-ру Домби.

М-ръ Домби поклонился и отвѣчалъ, что рисунокъ — совершенство въ своемъ родѣ, и не требуетъ никакой отдѣлки.

— Удивительный рисунокъ! — говорилъ Каркеръ — искусство, талантъ и вмѣстѣ такой замѣчательный… такой необыкновенный сюжетъ!

Комплименты улыбающагося джентльмена равно относились и къ художнику, и къ выбранному пункту для работы; но никто не подозрѣвалъ тутъ задней мысли. М-ръ Каркеръ съ ногъ до головы былъ воплощенная откровенность. Онъ продолжалъ разсыпаться въ похвалахъ до тѣхъ поръ, пока рисунокъ былъ отложенъ для м-ра Домби и рисовальные матеріалы убраны. Тогда онъ подалъ карандаши, которые были приняты, съ холодной благодарностью, сдержалъ коня, отступилъ назадъ и опять поѣхалъ за коляской.