Домби и сын

— О, я знала, вы порядочный льстецъ, м-ръ Домби. Говорятъ впрочемъ, y льстецовъ нѣтъ сердца, тогда какъ ваша нѣжная чувствительность составляетъ украшеніе и отраду вашей жизни. Что это? неужели вы хотите домой?

Было очень поздно, м-ръ Домби собирался идти.

— О Боже мой! сонъ это или мрачная дѣйствительность! — воскликнула м-съ Скьютонъ. — Такъ это правда, милый Домби, что завтра утромь вы похищаете y бѣдной матери ея единственное сокровище, ея ненаглядную дочь?

М-ръ Домби, привыкшій ионимать вещи въ буквальномъ смыслѣ, отвѣчалъ, что похищеній не будетъ никакихъ, и что они встрѣтятся съ Эдиѳью въ церкви.

— Нѣтъ на свѣтѣ пытки мучительнѣе той, какую испытываетъ бѣдная мать при разставаніи съ единственною дочерью, хотя бы эта дочь вручалась вамъ, любезнѣйшій м-ръ Домби. — Я слаба, и тревоги сердца во мнѣ всегда брали верхъ надъ холоднымъ размышленіемъ; но будьте увѣрены, м-ръ Домби, завтра я призову всю твердость духа и безропотно покорюсь неизбѣжной судьбѣ. Благословляю васъ отъ всего моего сердца! Милая Эдиѳь, кто-то уходитъ, дитя мое! Опомнись, мой ангелъ!

Эдиѳь, не обращавшая опять никакого вниманія на разговоръ, встала со своего мѣста, но не сдѣлала шагу впередъ и не сказала ни слова. М-ръ Домби поспѣшилъ подойти къ невѣстѣ и, поцѣловавъ ея руку, произнесъ съ величавою торжественностью, приличною настоящему случаю:

— Завтра поутру я буду имѣть счастье стоять передъ алтаремъ вмѣстѣ съ м-съ Домби.

Затѣмъ онъ поклонился и вышелъ, держа голову вверхъ.

Лишь только затихъ величественный скрипъ сапогъ м-ра Домби, м-съ Скьютонъ позвонила и велѣла подать огня. Вмѣстѣ со свѣчами горничная принесла то блистательное платье, которому предопредѣлено завтрашнимъ утромъ воспламенять мужскія сердца; но покамѣстъ, теперь, въ этомъ блистательномъ нарядѣ старуха была еще отвратительнѣе и ужаснѣе, чѣмъ въ своей фланелевой кофтѣ. Этого не видѣла и не подозрѣвала м-съ Скьютонъ. Любуясь передъ зеркаломъ и принимая обворожительныя дѣвическія позы, Клеопатра разсчитывала на убійственные эффекты, которыхъ неминуемою жертвой прежде другихъ долженъ былъ сдѣлаться майоръ Багстокъ. Скинувъ, наконецъ, обворожительное платье, a вмѣстѣ съ нимъ и прочія принадлежности туалета, Клеопатра развалилась въ одно мгновеніе, какъ карточный домикъ.

Во все это время Эдиѳь оставалась y темнаго окна и смотрѣла на улицу. Когда, наконецъ, въ комнатѣ не осталось никого, кромѣ матери, она — первый разъ въ этотъ вечеръ — оставила свое мѣсто и стала передъ софой напротивъ м-съ Скьютонъ.

— Я устала до смерти, — сказала м-съ Скьютонъ. — На тебя ни въ чемъ нельзя положиться. Ты хуже маленькаго ребенка, да и ребенокъ не можетъ быть упрямѣе и капризнѣе тебя.

— Выслушайте меня, матушка, — начала Эдиѳь, не обративъ ни малѣйшаго вниманія на ея слова. — Вы должны, до моего возвращенія изъ Парижа, оставаться въ этомъ домѣ однѣ, совершенно однѣ.

— Я должна оставаться одна, Эдиѳь, до твоего возвращенія? — повторила м-съ Скьютонъ. — Что это значитъ?

— Это значитъ, что если вы не согласитесь остаться однѣ, то я завтра въ церкви отрекусь отъ руки этого человѣка, которому собираюсь дать такую ложную и позорную клятву, или я упаду мертвая на церковной паперти.

Тревожный взоръ матери отнюдь не успокоился встрѣчей съ непреклоннымъ взглядомъ дочери. М-съ Скьютонъ не отвѣчала ничего. Эдиѳь продолжала твердо и рѣшительно:

— Пусть остаемся мы съ вами тѣмъ, что есть; этого довольно. Я не хочу и не допущу, чтобы юное, невинное созданіе унизилось наравнѣ со мною. Ни за какія блага въ свѣтѣ я не потерплю, чтобы для забавы моей матери развратилась и погибла беззащитиая сирота, которая должна теперь найти во мнѣ свою естественную опору. Теперь вы знаете мое мнѣніе. Флоренса должна уѣхать домой.

— Ты съ ума сошла, Эдиѳь, — закричала взбѣшенная мать. — Думаешь ли ты найти спокойствіе въ этомъ домѣ, покуда она не выйдетъ замужъ?

— Спросите лучше, ожидаю ли я когда-либо найти спокойствіе въ этомъ домѣ?

— И вотъ награда за всѣ мои труды, за всѣ попеченія! вотъ благодарность за блестящее положеніе въ свѣтѣ, которое устраивается чрезъ меня! Я не гожусь быть компаньонкой какой-нибудь дѣвочки! я ее развращаю! отъ меня надобно бѣжать, какъ отъ чумы! Да кто же ты, наконецъ, м-съ Домби? Ты кто?

— Этотъ вопросъ, матушка, — отвѣчала Эдиѳь, блѣдная какъ смерть и указывая на окно, — предлагала я себѣ нѣсколько разъ, когда сидѣла вотъ тамъ, и погибшія подобія моего пола съ клеймомъ безстыдства проходили мимо… Богу извѣстно, какой отвѣтъ я получила. О мать моя, мать моя! если бы по крайней мѣрѣ въ невинный возрастъ дѣтства вы бросили меня на произволъ случая, на произволъ собственныхъ влеченій моего сердца!.. но для меня не было невинныхъ возрастовъ!

Понимая безполезность обнаруженія безсильнаго гнѣва, м-съ Скьютонъ зарыдала и начала произносить горькія жалобы, что она зажилась на свѣтѣ слишкомъ долго, что собственное дѣтище отрекается отъ нея, что въ эти несчастныя времена забыты обязанности къ родителямъ, — что она слышитъ чудовищные упреки, и что, наконецъ, она сойдетъ съ печалью въ гробъ.