Домби и сын

Капитанъ разостлалъ съ большимъ стараніемъ бѣлую скатерть и приготовлялъ какой-то яичный соусъ въ маленькой кострюлѣ, поворачивая въ то же время очень усердно жирную курицу, которую онъ жарилъ на вертелѣ передъ огнемъ. Обложивъ Флоренсу подушками на диванѣ, который для большаго комфорта былъ переставленъ въ теплый уголокъ, капитанъ продолжалъ свою стряпню съ необыкновеннымъ искусствомъ. Онъ кипятилъ горячую жижицу въ другой маленькой кострюлѣ, варилъ картофель въ третьей, не забывалъ яичнаго соуса въ первой и продолжалъ поворачивать жаркое своимъ крюкомъ, который, смотря по надобности, замѣнялъ для него и ложку, и вилку. Независимо отъ всего этого, капитанъ сторожилъ бдительнымъ окомъ миніатюрную сковородку, въ которой кипятились и мелодично пищали жирныя сосиски, слава и вѣнецъ поварского творчества, — и словомъ, не было во всей подсолнечной кухарки, равной по таланту и усердію капитану Куттлю, на которомъ блистала во всей красотѣ его лощеная шляпа… Впрочемъ, трудно сказать, лицо или шляпа горѣли теперь болѣе торжественнымъ блескомъ.

Когда, наконецъ, обѣдъ былъ приготовленъ, капитанъ началъ хлопотать около стола съ безпримѣрнымъ усердіемъ и ревностью. Прежде всего онъ скинулъ шляпу и надѣлъ свой фракъ. Затѣмъ онъ пододвинулъ столъ къ дивану, гдѣ сидѣла Флоренса, прочиталъ молитву, развинтилъ свой крюкъ, привязалъ къ нему вилку и поставилъ первое блюдо.

— Высокорожденная барышня-дѣвица, — сказалъ капитанъ, — развеселитесь и старайтесь кушать какъ можно больше. Здѣсь ливеръ, здѣсь спаржа, a вотъ картофель!

Все это капитанъ расположилъ на блюдѣ въ симметрическомъ порядкѣ, полилъ горячей жижей и поставилъ передъ своей прекрасной гостьей.

— Вотъ цѣлый рядъ мертвыхъ свѣтилъ лежитъ передъ вами, высокорожденная барышня-дѣвица, — замѣтилъ капитанъ ободрительнымъ тономъ, — и все устроено въ порядкѣ. Попробуйте перекусить, моя радость. О, если бы Вальтеръ былъ здѣсь!..

— Ахъ, если бы теперь онъ былъ моимъ братомъ! — воскликнула Флоренса.

— Не говорите этого, моя радость! — сказалъ капитанъ. — Вальтеръ былъ природнымъ вашимь другомъ, самымъ искреннимъ, самымъ близкимъ другомъ: не правда ли, моя радость?

Флоренсѣ нечего было отвѣчать. Она только сказала: "О, милый, милый Павелъ! о, Вальтеръ!".

— Самыя доски, по которымъ она ходила, — бормоталъ капитанъ, разсматривая съ нѣжнымъ умиленіемъ ея унылое лицо, — бѣдный Вальтеръ цѣнилъ высоко, такъ высоко, какъ жаждущій олень источники водные. Вижу его, какъ теперь, за столомъ y дяди въ тотъ самый день, когда только что его записали въ конторскія книги Домби и Сына; какъ онъ говорилъ тогда о ней! Боже мой, какъ онъ говорилъ! Лицо его рдѣло, какъ маковъ цвѣтъ, и глаза покрывались скромною росою! Да, прекрасный былъ юноша! Ну, a если бы теперь онъ былъ здѣсь, высокорожденная барышня-дѣвица, то есть, если бы онъ мотъ быть здѣсь… но онъ утонулъ, бѣдный Вальтеръ, не правда ли?

Флоренса покачала головой.

— Да, да, онъ утонулъ, — продолжалъ капитанъ. — Что бишь я началъ говорить? Такъ вотъ, если бы онъ былъ здѣсь, онъ сталъ бы просить васъ, изумрудъ мой драгоцѣнный, покушать и полакомиться, чтобы здоровье ваше подкрѣпилось. Поэтому, высокорожденная барышня-дѣвица, ведите себя такъ, какъ бы Вальтеръ былъ уже здѣсь, и держите противъ вѣтра вашу милую головку.

Флоренса, изъ угожденія капитану, начала кушать. Капитанъ между тѣмъ, забывая, по-видимому, собственный обѣдъ, положилъ свой ножикъ и вилку и пододвинулъ свой стулъ къ дивану.

— Вальтеръ былъ красивый мальчикъ, не правда ли, моя радость?

Флоренса согласилась, и капитанъ сидѣлъ молча нѣсколько минутъ, опустивъ подбородокъ на свою руку. Глаза его неподвижно были обращены на гостью.

— И вѣдь онъ былъ храбрый юноша, моя гадость, не такъ ли?

Флоренса отвѣчала слезами.

— И вотъ, моя красавица, онъ утонулъ, — продолжалъ капитанъ растроганнымъ голосомъ. — Такъ или нѣтъ?

Флоренса продолжала плакать.

— Онъ былъ постарше васъ, высокорожденная барышнядѣвица; но сначала вѣдь вы оба были дѣтьми, не правда ли?

Флоренса отвѣчала — да!

— A теперь утонулъ бѣдный Вальтеръ, утонулъ, и нѣтъ о немъ ни слуху, ни духу; не такъ ли?

Повтореніе этого вопроса было любопытнымъ источникомъ утѣшенія, но только, казалось, для одного капитана, такъ какъ онъ одинъ безпрестанно возвращался къ этой темѣ. Флоренса отодвинула отъ себя свой непочатый обѣдъ, и, облокотившись на диванъ, подала капитану свою руку, чувствуя, что она противъ воли опечалила своего друга. Капитанъ между тѣмъ, пожимая ея руку съ какою-то особенного нѣжностью, забылъ, повидимому, и обѣдъ, и аппетитъ своей гостьи, и почтенное чело его проникалось больше и больше сочувственною мыслью. Еще и еще повторялъ онъ: "Бѣдный Вальтеръ! милый Ваяьтеръ! Да, онъ утонулъ. Не правдали?" — И непремѣнно хотѣлось ему, чтобы Флоренса отвѣчала на этотъ безконечный вопросъ; иначе, казалось, оборвалась бы цѣпь его оригинальныхъ размышленій.