Домик в Оллингтоне

Амелия с минуту постояла на площадке лестницы, размышляя, хорошо ли будет отправиться на свидание или отклонить его. У нее было две цели, или, вернее сказать, ее цель имела двоякое свойство. Она, весьма естественно, хотела, во-первых, довести Имса до отчаяния, а во-вторых, с помощью усиленного кокетства, завлечь Кредля, если окажется невозможным довести Имса до отчаяния. В главных основаниях она соглашалась с критическим взглядом Джемимы, но далеко не могла допустить идеи, что в Кредле вовсе не было ничего хорошего. Если возможно завладеть Имсом, то и пусть Имс будет ее жертвой, в случае же неудачи – пусть будет наготове другая жертва. Бедная девушка! Такое решение не обошлось ей без душевной пытки. Она имела сердце и всею силою его любила Джонни Имса. Но свет был жесток в отношении к ней, он немилосердно преследовал ее повсюду, угрожая ей, как угрожал и теперь, отнять у нее те немногие радости, которыми она наслаждалась. Девушка, поставленная в такие обстоятельства, не всегда может следовать внушениям своего сердца. При настоящем случае она почти решилась не видеться с Имсом, рассчитывая еще более усилить в нем отчаяние своим отказом и вспомнив также, что Кредль был дома и узнает об этом.

– Он ждет вас, мисс. Что же вы не спускаетесь вниз? – И Джемима щипнула свою молодую госпожу.

– Иду, иду, – сказала Амелия и мерными шагами начала спускаться с лестницы.

– Вот она, мистер Имс, – сказала служанка, и Джонни увидел себя наедине с предметом своей мнимой любви.

– Вы посылали за мной, мистер Имс, – сказала Амелия, слегка кивнув головой и отвернув от него свое лицо. – Я была занята наверху, но подумала, что было бы неучтиво не спуститься к вам, когда вы нарочно прислали за мной.

– Да, мисс Ропер, мне вас очень нужно видеть.

– Скажите пожалуйста! – воскликнула Амелия, и Джонни Имс вполне понял, что восклицание это вызвано было тем обстоятельством, что он назвал ее при настоящем случае не по имени, а по фамилии.

– Перед обедом я виделся с вашей матушкой и объявил ей, что послезавтра я уезжаю.

– Мы все знаем это, и конечно, к графу! – И Амелия еще раз кивнула.

– Я объявил ей также, что намерен не возвращаться в Буртон-Кресцент.

– Как! Вы совсем хотите оставить этот дом!

– Да, совсем. Вы знаете, молодой человек должен от времени до времени иметь перемены.

– Куда же вы уезжаете, Джон?

– Я еще и сам не знаю.

– Говорите мне правду, Джон, вы намерены жениться? Вы намерены… жениться на… на той, которую бросил Кросби? Я требую от вас немедленного ответа. Вы на ней хотите жениться?

Джонни заранее решил не сердиться на Амелию, что бы она ни сказала, но когда она сделала такой вопрос насчет «той, которую бросил Кросби», он находил весьма трудным удержаться от гнева.

– Я намерен говорить с вами о нас одних, и больше ни о ком, – отвечал Джонни.

– Это вовсе не ответ на мой вопрос. Вы не имеете права поступать таким образом со всякой девушкой, о, Джон!

И Амелия посмотрела на него, как будто не зная, броситься ли на него и осыпать его поцелуями или налететь на него и вырвать ему клок волос.

– Я знаю, что я вел себя не так, как бы следовало, – сказал Джонни.

– О, Джон! – повторила Амелия, покачав головой. – Значит, вы хотите сказать мне, что женитесь на ней?

– Ничего подобного я не хочу сказать. Я только и хочу сказать, что намерен выехать из Буртон-Кресцента.

– Джон Имс, подумали ли вы, что делаете! Отвечайте мне: получала ли я обещание от вас, положительное обещание, неоднократно, или нет?

– Я ничего не знаю насчет положительного обещания…

– Прекрасно! Я считала вас за джентльмена, который не откажется от своего слова. Я так думала. Я никогда не думала, что вы поставите одну молодую особу в необходимость представить письмо к ней, как доказательство, что она требует одного только права! Вы этого не знаете! И это после всего, что было между нами! Джон Имс!

И Джонни снова показалось, как будто она хотела налететь на него.

– Я знаю, что вел себя нехорошо. Что же еще больше могу я сказать?

– Что еще больше вы можете сказать? О, Джон! И вы предлагаете мне этот вопрос! Если бы вы были благородный человек, вы бы нашли что сказать. Но должно быть, вы все, частные секретари, преданы обману. Я презираю вас, да, положительно презираю.

– Это, однако, нисколько не мешает нам пожать руку друг другу и расстаться навсегда. Кажется, это будет самое лучшее. Конечно, неприятно переносить презрение, но иногда без этого не обойтись.

И Джонни протянул свою руку.

– Неужели же этим и должно все кончиться?

– Да, я так полагаю. Ведь сами же вы говорите, что презираете меня?

– Вы не должны упрекать бедную девушку за резкое слово, – особенно когда она страдает, как страдаю я!.. Если бы вы только подумали об этом, подумали о том, чего я ожидала!

Амелия заплакала и, казалось, хотела упасть в объятия Джонни.

– Лучше высказать правду, не так ли? – спросил Джонни.

– Но тут вовсе нет правды.

– Напротив, совершеннейшая правда. Я ничего не мог сделать, я погубил бы и себя, и вас, и мы оба были бы несчастны.

– Я была бы счастлива, очень счастлива.