Доминион

– Ага, чай. – Джексон потер руки. – Печенья нет, но это пустяки. – Он взял чашку и передал Саре, потом обратился к ней, медленно и серьезно: – План следующий. Дилис покрасит вам волосы и сделает другую стрижку. Даст новую одежду. Вы же понимаете, вас станут искать. А затем мы переправим вас на южное побережье.

– На южное побережье? Зачем?

– Именно там окажется ваш супруг, причем весьма скоро. Надеюсь, мы сможем отправить вас завтра, хотя поезда на этой неделе ходят как попало. Эту лавочку мы прикрываем, Дилис завтра съезжает. Вы получите новое удостоверение личности и легенду: вдова, направляющаяся на южное побережье, чтобы немного развеяться. Жить будете у кого-нибудь из наших. Все понятно?

– Да.

– На память свою можете положиться?

– Да. Но скажите, когда приедет мой муж?

– Через несколько дней, по расчетам. Тогда мы придумаем, как вытащить вас всех. А сейчас мне пора идти, миссис Фицджеральд. – Он снова улыбнулся своей покровительственной улыбкой. – Доверьтесь нам.

Вскоре Джексон и Мег ушли. Дилис проводила Сару в смежную комнату с отклеившимися обоями и неубранной постелью, большой и грязной, затем усадила ее за туалетный столик. Сара слегка вздрогнула, поняв, что находится в спальне проститутки, но Дилис держалась по-дружески: после общения с Мег это было приятно. Она укутала плечи Сары парикмахерской накидкой:

– Сначала я укорочу волосы, потом покрашу. Придется вам стать рыжей, моя дорогая.

Сара храбро улыбнулась ей через зеркало:

– Что ж, моя жизнь перевернулась с ног на голову, поэтому смена цвета волос не так уж важна.

Она сидела неподвижно, пока Дилис стригла ее, проворно и умело. Сара подумала, что эта женщина, возможно, работала парикмахершей.

– Знаете, я знакома с вашим мужем, – сказала Дилис. – Осторожно, дорогая, не дергайте головой. Мистер Джексон устраивал встречи со своими государственными служащими в квартире по соседству. Ваш супруг приходил сюда вчера, когда ударился в бега. Славный парень, и красавчик к тому же. Мне нравятся брюнеты. Я спросила, нет ли в нем мальтийской крови.

– Он ирландец. Знаю, по его выговору не догадаешься.

– Приятно он говорит. Как мистер Джексон, только не так напыщенно.

Обе рассмеялись.

– Вам, значит, приходится переезжать, – сказала Сара.

– Бывает, что частенько приходится менять место жительства. Я буду скучать по женщине, которая жила в соседней квартире. Родом из Восточной Европы, большая умница. Она художница, и ей было непросто бросить свои картины. Я прихватила парочку на случай, если мы вдруг свидимся. Вон одна из них, на стене. Я знаю, что это ее любимая.

Сара рассматривала полотно в зеркало: снег и горы, а на переднем плане, похоже, убитые солдаты – серые фигуры в красных лужах крови.

– Так эта женщина тоже знакома с Дэвидом, – промолвила Сара. Выходит, для него существовал целый мир, населенный людьми, о которых она не имела ни малейшего представления.

– Да. – Дилис ободрительно улыбнулась. – Но вы не беспокойтесь – я-то вижу, что ваш муж из верных.

«Верный», – подумала Сара. Джексон тоже назвал его заслуживающим доверия. Может, им не понять иронии, но они должны знать, что Дэвид постоянно лгал ей, многие годы.

Глава 42

Одетый в халат, Гюнтер стоял и смотрел на смог из окна квартиры. То была мерзкая, ядовитая, маслянистая субстанция; она появилась среди дня, и чем дальше, тем становилось хуже. Возвращаясь домой из Сенат-хауса, он шел почти на ощупь – одна из тысяч расплывчатых фигур, что пробираются по сумрачным улицам, – ощущая болезненное першение в горле. Только что по телевизору передавали прогноз погоды и улучшения не предсказывали: на экране появился эксперт, распространявшийся насчет теплых слоев вверху, которые не дают рассеиваться холодному воздуху внизу, – следствие миллионов угольных очагов, горящих в долине Темзы. Это еще больше осложняет работу, подумал Гюнтер.

Он отвернулся, уставший, до глубины души угнетенный провалом. Гесслер в посольстве напоминал бледную тень себя самого: Гюнтер часто заставал его сидящим, безнадежно вглядывающимся в пустоту. После событий минувшей недели впасть в такое состояние было немудрено. Пять дней, пять дней прошло с момента похищения этого чокнутого Манкастера из психушки, а у них пока не было ничего. Ни одна ниточка ни к чему не привела.

В понедельник, когда пришло сообщение о пропаже Манкастера, Гесслер вел себя совсем иначе: орал и блажил в приступе гнева и паники. А вот Гюнтер оставался спокойным. Такое отстраненное спокойствие часто снисходило на него во время кризиса, хотя при этом посасывало под ложечкой, точно он был в лифте, безостановочно едущем вниз.

– Теперь это уже охота, а не расследование, – сказал Гесслер, поостыв. – Эх, если бы мы взяли Манкастера раньше! Но это не моя вина, тут уж увольте!

– Теперь самое важное – найти его, герр штандартенфюрер.

Гесслер сердито зыркнул на него:

– Вину непременно свалят на меня, и на вас тоже. Если он ускользнет, нас расстреляют. В случае провала Берлину потребуются козлы отпущения.