Домоводство. Первые уроки

— Ипостась или субличность не может расти. Она неизменна. Просто в идеале она, по мере взросления личности, всё чаще уступает место двум остальным. И все три в каждом из нас живут постоянно, только не всегда проявляются. Если человек — большой Ребёнок, это не значит, что он не способен на взрослые поступки. Да, ему свойственны инфантильность, легкомыслие, безответственность — и в то же время, если прижмут обстоятельства, он способен и подвиг совершить, и мир спасти. А потом попросит за это мороженку. Родитель, уставший от постоянных наставлений чадам и подчинённым, может, махнув на дела рукой, бросить всё, упасть в некошеную траву и считать облака в небе, выдумывая, на кого они похожи. Или, поверив в собственное могущество, творить волшебство даже в немагическом мире. В одной из наших священных книг не зря сказано: «Будьте как дети, и тогда ваше будет Царствие небесное». Быть Ребёнком не есть плохо; плохо быть злым ребёнком. А Мири не злая, просто её что-то грызёт, я чувствую… Тебя-то она приняла нормально, и общаетесь вы хорошо, любо-дорого посмотреть. А вот ко мне у неё что-то личное. Возможно, она и сама не помнит, что; просто не принимает меня на подсознательном уровне.

— А кто же тогда Взрослый?

— Взрослый на уровень выше Родителя. Это объективность. Ответственность. Логика. Это выросший Ребёнок, мудрый Родитель, научившийся принимать окружающих такими, каковы они есть, и оставляющий за собой такое же право быть собой. Если Родитель говорит — «Делай, как я хочу!», Взрослый говорит: «Делай, как надо».

Элли молчит. Думает. Не перемудрила ли я с формулировками? Тороплюсь заключить:

— А теперь сама посуди: видя события в таком свете, как я могу реагировать иначе? Если на моих глазах Ребёнок испакостил скатерть или…

— Шаль, — быстро подсказывает невестка. Я морщусь от досады — не на неё, а на тягостные воспоминания.

— Пусть будет шаль. Это плохой поступок, и он мне не нравится. Сотвори такое Машка или Соня — я бы наорала на них, это точно. Не смотри на меня так, не наорала бы, конечно, я женщина спокойная, но включила бы занудство… Вот в таких ситуациях во мне как раз просыпается Родитель: отпихивает всех прочих локтями и начинает зудеть и воспитывать. Но что я сделаю с чужим Ребёнком? Наказывать его я не вправе. Пожаловаться? Я бы, может, и рада, но мой Взрослый понимает, что Родитель, к которому я пойду, не всегда объективен… Я тебя запутала?

Она энергично мотает головой. В глазах — азарт.

— Нет-нет, очень интересно! Да ведь это заставляет буквально всё пересмотреть! Это учение из твоего мира?

Невольно усмехаюсь. И цитирую Эриха Берна:

— Это «Игры, в которые играют люди». И «Люди, которые играют в Игры». Надо будет как-нибудь привезти тебе пару книг. Вот только не знаю, сможешь ли ты их прочитать, языковой барьер всё-таки… В крайнем случае, устроим читку вслух. Потому что… на самом-то деле я разъяснила тебе всё в своём понимании, но могла что-то и напутать.

Элли отмахивается, прикладывает ладонь ко лбу — есть у неё такая привычка при обдумывании. Бормочет:

— Значит, Ребёнок — это «Хочу!» Родитель — «Делай так!» Взрослый — «Должен!»

Гениально. Вот вам, собственно, весь трансактный анализ в трёх словах. На лету схваченный и осмысленный умной девушкой, получившей только домашнее образование

Правда, ранняя смерть тоже многому учит…

Не желая сбивать её с мысли, перевожу взгляд на кипарисовую аллею. Где-то, за невидимыми отсюда воротами, поднимается разрастающееся облачко пыли.

— А ведь к нам кто-то едет!

Мои слова заставляют Элли радостно встрепенуться.

— Наверное, доктор Гальяро!

Она обожает визиты этого врача. Вернее — бесконечные его пояснения о том, как развиваются её малыши, всё ли с ними и с ней самой в порядке, к чему нужно быть готовой на этом этапе беременности… Ну, вы меня поняли. Я иногда и сама такой становлюсь, но у меня-то вторая беременность, а вот ей ещё всё в новинку!

Но вот из двойного ряда кипарисов появляется четвёрка чёрных лошадей, запряжённых цугом. Мы озабоченно переглядываемся. Потому что эта карета с неизвестным мне гербом на дверце вовсе не принадлежит доктору Гальяро. Кто-то ещё к нам пожаловал. Должно быть, тот, с кем у дона Теймура назначена встреча. Очень серьёзная и очень долгая встреча, дорогие донны.

* * *

— Дорогие донны…

Я даже вздрагиваю, настолько неожиданно последняя мысль оказывается озвучена, да ещё и мужским голосом. К превеликому облегчению, заговаривает со мной не наш драгоценный дон, а Бастиан, тоже, в своём роде, Глава… нашего чрезвычайно таинственного и супер-профессионального сопровождения, лиц которого, кстати, мы до сих пор не видели: одни атлетического сложения фигуры в лёгких латах, сверкающих подобием чешуи, да тёмные плащи до пят… вернее, до шпор. Весьма интересные плащи, кстати; у некоторых из Тёмных Рыцарей они по необходимости трансформируются в крылья. Лица же наших охранников постоянно застланы этакой воздушной рябью, и запоминанию не подлежат. На всякий случай. Такая вот специфика службы.