Домоводство. Первые уроки

…А ещё меня-настоящую пугает скверное не-моё тянущее ощущение внизу живота, отдающее в копчик… и отчаянье оттого, что может опять случиться непоправимое. И тошнота, и боль вообще, во всём исстрадавшемся теле, чувствительном к малейшему подпрыгиванию кареты на ходу.

Ой, кажется, сейчас поплохеет мне-настоящей!

В ужасе подскочив, открываю глаза. Когда я их закрыла? Временно отключилась или просто в попытке сосредоточиться? Ловлю испуганный взгляд Элли, готовой бежать за помощью, и настороженный, тоже в готовности, но крушить всех подряд — Тёмного рыцаря.

— Это… не… моя боль…

Вот только язык ворочается с трудом, будто тоже распух от жажды, как у той, которую я прочувствовала.

— Бастиан…

Вдох, выдох.

— Там кто-то ещё. В этой же карете, что подъезжает. Прячется. Не знаю, под сиденьем, или в каком-то ящике… Ей очень плохо. И страшно.

* * *

— Донны, я настаиваю… — без особой надежды взывает к нам Бастиан. Мы с Элли не слушаем, вприпрыжку припустив к парадному крыльцу, а он как-то умудряется следовать за нами ровным размеренным шагом, не напрягаясь, не отставая, совершенно непостижимым образом. — Что, если этот человек опасен?

— Это женщина, Бастиан, и ей плохо, очень плохо, — оборачиваюсь я на ходу. — Мне даже кажется, что помощь доктора Гальяро нужна ей куда больше, чем нам с Элизабет. Понимаете? Она прячется где-то там, в карете, и мы должны её освободить, пока не поздно!

— Женщина?

Нахмурившись, Тёмный рыцарь шагает чуть шире… и как-то умудряется опередить нас, перекрыв выход из широкой галереи на лестничную площадку холла.

— Минуту, донны, только минуту. Здесь нельзя действовать наобум. Что, если дон Иглесиас привёз с собой заложницу? Поступая необдуманно, мы можем повредить ей, донны.

Мы тотчас замираем, как цирковые собачки на задних лапках, в ожидании команды. Звучит-то разумно. Наш телохранитель благодарно кивает; по его отрешённому взгляду видно, что он мысленно связывается со своими людьми: наверняка раздаёт указания, пока мы в нетерпении переминаемся с ноги на ногу. Вот он оборачивается, не пересекая арку выхода, осторожно окидывает взглядом лестничные пролёты. Слышно, как внизу распахивается входная дверь. Приближаются чьи-то шаги. Отшатнувшись, Бастиан притягивает нас обеих к стене и набрасывает заклинание невидимости. Однажды он нам его демонстрировал, чтобы при дальнейшем возможном применении мы не пугались, объяснив, что ощущения очень специфичны. Но для меня они оказались не в новинку. Приблизительно то же я испытывала, становясь бестелесной в своих сно-видениях, сно-хождениях.

Сейчас, оставаясь незамеченными, мы пропускаем хмурого и величественного дона Иглесиаса, поднимающегося в сопровождении одного из Тёмных в кабинет к дону Теймуру. А я лихорадочно соображаю: что делать, если мы и впрямь найдём заложницу? Да и почему именно заложницу? Бастиан уже попадал в такие переделки?

Мимоходом возликовав от того, что вновь вполне телесны и видимы, мы бросаемся вслед за нашим рыцарем: он уже далеко впереди, сбегает к подножью широкой парадной лестницы. Приоткрыв входную дверь, осторожно, вновь стараясь не обнаружить себя, выглядывает наружу. Мы с Элли, как партизаны, пристраиваемся рядом, тоже пытаясь заглянуть в щель. Чужая карета — в десяти шагах, сверкает позолотой; великолепные кони стоят, как вкопанные, лишь кося лиловыми глазами. Богатая упряжь, пышные ливреи, шляпы с перьями и белые перчатки двух форейторов… Не знаю, кто там следит за дресс-кодом прислуги, а вот кони у приезжего дона, похоже, в не меньшем почёте, чем домочадцы: красивые, холёные, ухоженные. Видимо, по части лошадей у Иглесиаса свой пунктик. А вот интересно, не спровоцировала ли я его тем, что перебила цену на вчерашнем торге? Мог ведь сдерживать своих женщин до последнего, а потом просто с досадой бросить: «Да делайте, что хотите!» Очень уж нехороший у него взгляд был при нашей случайной встрече…

— Прогуляйся, — коротко говорит один из Тёмных рыцарей форейтору[1], замершему на переднем пристяжном. — И своего напарника с собой забирай. Подождёте в кучерской до вечера, ваш хозяин не скоро освободится.

Кучер, растеряв добрую часть спеси и изрядно побледневший, собирается было спешиться, но спохватывается:

— Так, благородный дон, карету-то надо в сторону подать!

— Найдётся, кому подать. Иди, иди, не задерживайся. Тебя проводят. Во-он там уже ждут, видишь?

Оба возницы спешно удаляются в сторону западного входа для слуг. А мы под бдительным оком Бастиана и с его молчаливого разрешения протискиваемся через дверь.

— Ближе не подходите, донны, оставайтесь пока здесь.

Тон нашего главного охранника даёт понять, что пора снисходительности и потаканий прошла. Впрочем, мы и не спорим: здесь так здесь. Экипаж прекрасно видно, как и то, что шесть рыцарей обходят его, замыкают в цепь, запускают сканирующие плетения. Буквально через полминуты один докладывает:

— Снаружи. Багажный ящик. Человек. Пока жив, но плох. Агрессии нет.