Домовой

— Свидетелями чего? — прорычала я, заметавшись по дому. Кот наблюдал за мной с печи, зеленые глаза фосфоресцировали в темноте. — Это про нас?

— Скорее всего, ты ведь все карты ему спутала, — фыркнула сестрица, слегка меня успокоив. В третий раз запнувшись о табуретку, я уселась и, залпом выхлебав кружку воды, спросила:

— И что теперь? Что теперь будет? Надо его найти?

— Найти и загрызть, — кровожадно уточнила сестрица. — Но лучше весной. Когда я приеду.

Эта перспектива меня не порадовала. Не столько потому, что очередной Никин набег вряд ли по последствиям будет лучше первого, сколько потому, что ждать весны можно было довольно долго. Терпение у меня, конечно, оборотничье, но кто сказал, что наш противник тоже согласится на эти условия? Что мои кости, как бабкины, не найдут в лесу обглоданными дочиста уже этой зимой? И хорошо если найдут…

Шорох за спиной заставил меня подскочить на стуле. Спрыгнувший с печки кот укоряюще сверкнул глазами и демонстративно начал лакать молоко из припрятанной в углу миски домового.

— Кыш, пропасть! — шикнула я. Без особого, впрочем, результата.

— А пока смотри в оба и если вдруг что заметишь — сразу звони, — продолжила Ника. — И не суйся в неприятности!

— Договорились, — коротко ответила я, натягивая тулуп.

Телефон отправился обратно в чемодан, а я спустя пять минут шагала по переулкам в сторону кладбища. Слова Ники зародили во мне нехорошие подозрения относительно внезапной бессонницы Настиного семейства и болтливого писателя. Полагая, что с отцом Дмитрием, а соответственно и со всей этой историей, мы разобрались раз и навсегда, я допустила непозволительную оплошность. Не поставила оберегов, не обнесла кладбище чертополохом и — самое главное — не похоронила, как нужно, отца Дмитрия. Кто мог тогда предположить, что ничего еще не закончилось?

А теперь начали страдать невинные люди.

С нечистью — хоть и была ее самым что ни на есть полноценным представителем — я якшаться не любила. Все они — даже полуразумные, с которыми кажется, что можно договориться, слишком непредсказуемы. И кровожадны. Лучше всего понимают язык силы и страха — ими же и питаются. Осенью мы разворошили здесь такой муравейник — может быть, кого-то из них это привлекло. Из тварей, способных лишить человека сна, я знала лишь одну — полуночницу. Темный дух, обитающий по большей части у кладбищ, привязывался к слабым — детям, женщинам — и мучил их до тех пор, пока было что высасывать.

По крайней мере, я надеялась, что это полуночница. Был еще один вариант — гораздо хуже, даже думать о нем не хотелось…

Задумавшись, я не заметила, как свернула на поворот раньше и в итоге вынырнула прямиком на площадь, где ночные гуляния были в самом разгаре. В качестве апогея веселья послужила повальная драка в центре площади — у елки, украшенной бумажными флажками, советской еще звездой и мужскими семейными трусами, невесть как оказавшимися на верхних ветках. Оглушительно гремела музыка, из брошенного на землю микрофона раздавались хрипы и визги, а из кучи-малы — философские высказывания в духе: «Я тебе, козлу, всю жизнь тапки носила, а ты на эту клячу позарился?!».

Народ вокруг уже успел разделиться на две неравные половины и подбадривал стороны нетрезвыми «Так ее, Вася! Пусть знает место!» и женскими сочувствующими и злорадными причитаниями.

Я огляделась в поисках участкового, но тут из клубка тел вынырнуло двое — потрепанный мужик с исцарапанным до крови лицом и Алексей Михайлович — без шапки, с разорванной молнией форменной куртки и длинной царапиной на щеке. Очевидно, ему тоже досталось — за компанию. Неласково отшвырнув мужика в сторону стоявшего неподалеку уазика, он повернулся обратно к дерущимся. Потери бойцов они явно не заметили.

Попятившись обратно, я отступила в тень переулка. Недовольно пошевелила носом. Вздохнула — не надо бы лезть. И запрокинула голову вверх, к луне.

Маслянистый, протяжный вой растекся по улицам, словно масло на горячей сковородке. Честно говоря, выступление поразило даже меня — я думала, получится что-то более человеческое, но оборотень во мне, очевидно, спал слишком долго.

Спустя секунду оглушительной тишины со стороны ближайшего леса донеслись отголоски печального волчьего ответа. Словно волны, он накатывал на деревню, мелодично переливаясь и пополняясь все новыми голосами. Заслушавшись, я едва не попалась — народ рванул прочь с площади, под бабский визг и детский плач, в переулок кто-то заскочил, чудом не наткнувшись на меня — в последний момент я отпрыгнула за росшие по обочине кусты, укрывшись в ветвях.

Через пять минут на площади было пусто. Почти.

Кусты раздвинулись в сторону, являя нахмуренные брови и поджатые губы участкового.

— Ну и что это за концерт?

Я пожала плечами и пролезла мимо него, постаравшись толкнуть плечом так, чтобы он упал прямиком в сугроб. Не удалось — Алексей Михайлович устоял, только фыркнул:

— Детский сад, Алиса Архиповна. Вас тоже под замок посадить — за нарушение общественного порядка? У меня еще место осталось…

Вот и делай после этого людям добро.