Домовой

— Ну это они осенью хотят, когда церковь достроят, — уточнила Машка, потроша сушеного речного карася. Очевидно, пока меня не было, она не только тут охраняла, но и обжилась.

— А ты тут при чем? — я пошла дальше по списку.

— А меня приглядывать взяли. Свечки менять, пол вымыть, даже ящик церковный для пожертвований доверили, во! — Маня гордо продемонстрировала маленький ключик, висевший у нее на шее. В этот момент мне захотелось расцеловать отца Пантелеймона. — Только Афоня…

— Это еще кто?

Оказалось, Афоня — тот самый мелкий служка, что так мне не понравился. Мысленно сделав галочку напротив его имени, я пообещала себе обязательно площадь посетить и мозги мальчишке вправить. Машку обижать не позволю!

Вызнав таким образом все деревенские сплетни, уже под утро мы легли спать — я с Никой на кровати, Машка — на печи.

— Только можно я завтра к бабке вернусь? — уже сквозь сон пробормотала она виновато. — Жалко, старую, куда она без меня?..

Под утро мне стало жарко. Поди ж ты — до сих пор, едва начав вставать с больничной койки, я все время мерзла. Проклятая слабость никак не оставляла, голова то и дело кружилась, а озноб пробирал до костей. Поэтому Ника, зная об этой особенности, с вечера подбросила дров в печь, несмотря на то, что на улице стояла жара.

И вот теперь все спали, а я пыталась отодвинуться от раскаленной батареи. Поворочалась с боку на бок, разминая затекшие мышцы, покосилась на дрыхнущую без задних ног сестрицу и поняла, что сна не осталось ни в одном глазу.

Аккуратно перебравшись через Нику, я сползла на пол и, как была в одной тельняшке, так и вышла на улицу. Вспотевшую спину тут же обдало ветерком, голые ноги покрылись мурашками — летние ночи у нас, конечно, теплые, но не южные. Небо только-только начало сереть, впитывая краски ночи, как промокашка — чернила. В предрассветном сумраке я ненадолго замерла на крыльце, полной грудью вдыхая влажный, прохладный воздух. Даже птицы еще не проснулись — в лесу было тихо, куры спали на насестах, только жабы расквакались на берегу. По высокой траве вдоль забора — Гришка то ли не считал нужным ее косить, то ли ленился — прошла рябь, хотя ветра не было.

— Выходи, чую тебя, — тихо сказала я.

Куница высунула мордочку из своего укрытия, убедилась, что я по-прежнему стою на крыльце и, юрко скользнув меж реек забора, выбралась на дорогу. И замерла, словно дожидаясь.

— Иду, — смирившись, я вернулась в дом, натянула джинсы — комары тоже спать не собирались — и отправилась за ней, рассекая густой, низкий туман, как корабль — речные волны. Потревоженные моими неловкими движениями, вдоль дороги оглушительно застрекотали кузнечики.

Уже на полпути я поняла, куда меня ведут и поежилась. От темной воды парило, над поверхностью летали стрекозы и водомерки. Большую часть заводи покрывали кувшинки и танцующие в слабом течении водоросли. Я с трудом продралась через заросший камышом берег и остановилась у кромки воды, масляно набегавшей на сырую землю. Куница исчезла.

Не слишком уверенная в том, что делаю, я сунула руку в ледяную воду и поболтала кистью в качестве дверного звонка.

— Эй? Вы еще здесь?

Короткий, булькающий смешок разнесло над водой, вспугнув стрекоз. Вздрогнув, я на всякий случай отступила назад — знаю я этих русалок, опять потом неделю с простудой проваляюсь…

Пока я проводила рекогносцировку, кувшинки поплыли поближе а то, что я по глупости приняла за водоросли неожиданно поднялось в воде, неряшливо облепив зеленоватую голову.

— Ма благодарит тебя, — у самого берега, с плеском выбравшись на отмель, появилась еще одна русалка. Эта выглядела почти как человек — не то самая молодая, не то самая сильная. Во всяком случае, говорила она почти нормально. Я сделала еще один шаг назад. — Не бойся… Подойди за наградой.

— А может, вы ее на берегу оставите? — с надеждой спросила я, вызвав очередную порцию смешков.

— Подойди, ведьма, — улыбнувшись объеденными рыбами губами, русалка подняла из воды руку. На ладони темнела неряшливая горка камней.

— Только давайте без купания, — сдавшись, я неохотно сняла шлепки и ступила в ледяную воду. Ступни ощутили пружинистое песчаное дно. Мне насыпали полную горсть мокрой гальки в подол тельняшки, тут же пропитав ее вонючей речной тиной.

Вот тебе и благодарность от русалок — что мне теперь с этой гадостью делать? Хотя, стоп.

— Эй, эй, подождите! — прежде, чем они успели скрыться на глубине, я уже самостоятельно полезла в воду, боясь не успеть: — За что спасибо?

— Отец заснул, — не слишком внятно, наполовину из-под воды, пояснили русалки. — Спели колыбельную…

— Какой отец, какую, к чертям, колыбельную?! — опешила я, едва не выронив свое «богатство». Но поздно — вода вновь стала неподвижной. В сердцах стукнув по ней ладонью, я побрела к берегу, недовольно бурча: — И сколько уже можно повторять? Не ведьма я, не ведьма!!!