Домовой

Когда я открыла глаза в следующий раз, ощущения были такие, словно меня пережевали, а потом выплюнули и неловко склеили кусочки. То есть, вполне терпимые — для оборотня.

Пошевелиться я не могла, оставалось только тупо разглядывать потолок — белый, обычный — и слушать пиканье медицинских приборов. Нюх, как ни странно, меня слушался, так что больничные запахи я уловила без труда.

Как и запах родного существа.

— Очнулась? — Никино лицо возникло на периферии. Бледная, с синеватыми кругами под глазами, осунувшаяся, она выглядела, пожалуй, лет на пятьдесят самого запойного образа жизни. — Говорить даже не пытайся! Лежи…

Как будто у меня был выбор — даже движение глаз утомило настолько, что после этого я отключилась на неопределенное время.

Так прошла, наверное, пара недель. Четырнадцать дней, больше половины из которых я не помнила, поскольку лежала без сознания. Четырнадцать дней, наполненных постоянным присутствием сестры. Чем лучше становилось мне, тем хуже она выглядела.

— Может, тебе рядом лечь? — к концу второй недели я уже могла говорить. Мало, слабо, но все же.

— Чтобы ты опять попыталась умереть? — бросив на меня исполненный свирепого обещания взгляд, она снова уткнулась в книгу. Названия я не видела — шея меня не слушалась. Как оказалось, изначально она вообще была сломана, точнее — перегрызена… В общем-то, проще было сказать, что во мне осталось целого — правая рука и сердце. Все остальное в данный момент было замотано бинтами, обернуто гипсом и зафиксировано корсетами. И неимоверно чесалось.

Поэтому крыть мне было нечем — я тоскливо уставилась в потолок, ожидая, когда вернется Гришка. Или хотя бы участковый — хотя встречи с ним были еще более мучительны, чем общение с сестрицей. Наделенный гипертрофированным чувством ответственности, он обвинял во всем себя. В каком-то смысле это было так — жена, хоть и бывшая, но его, он прохлопал ушами в прошлый раз и в этот тоже ее не заподозрил, пока она его по голове скалкой не погладила.

Но если честно, обвинять его всерьез у меня не получалось. Думаю, он все же ее любил — а часто ли мы подозреваем любимых в чем-то ужасном?

Да и я тоже хороша — нашла, с кем связаться… Равнодушное, безучастное лицо Стаса до сих пор стояло у меня перед глазами. Теперь в глаза людям смотреть стыдно…

Хорошо хоть, решилось все без лишних трупов — к тому времени, как участковый с Гришкой добрались до деревни, Даша уже позвонила в полицию. Наученные горьким опытом, те сразу прислали опергруппу, не обошлось и без ФСБшников — в общем, деревня снова стояла на ушах. На мои поиски снарядили команду, но нашел Алексей Михайлович, которому одна беспокойная куница едва не отгрызла ухо. Марина со Стасом в это время спокойно собрали вещи и смотались в город. А уже здесь в дело вступила Ника. Созвала стаю (после чего из обычной больницы, где меня уже везли в морг, меня перевели в частную клинику, где лечили как оборотня, а не как человека) и те за пару часов доставили беглецов прямо к зданию полицейского управления. Теперь участковый большую часть времени проводил именно там, строча отчеты, формируя дело и записывая показания.

— А доказательства? — выслушав в несколько приемов сбивчивый рассказ сестры, без особой надежды спросила я. — Он не сможет доказать, что они замешаны в краже рубинов. Разве что в похищении.

— Они признались, — деланно пожала плечами Ника, отводя глаза.

— Добровольно? — въедливо уточнила я.

— Практически, — хмыкнула ведьма. И я в кои-то веки предпочла не знать методы ее убеждения. Главное, что участковый наконец-то сможет объяснить все человеческим образом, не приплетая всякую, по его словам, «чертовщину». Вот он, наверное, счастлив.

— А что с хозяином? — в отличие от него, меня больше беспокоила сверхъестественная сторона вопроса. — Стас… Стас сказал — «хозяин леса». Что это еще за дрянь? Чего нам теперь ждать?

— Понятия не имею, — призналась Ника. — Но никаких вселенских катастроф не случилось, так что, думаю, время еще есть. Гришка обещал порыться в вещичках лесничего, если что-то найдет, то позвонит.

— А его дом не опечатали? — опешила я. И тут же поняла, какой глупый вопрос задала. Ну конечно, когда это Гришке мешало? Поди, рубины искал. Зар-раза, хоть бы они не все успели продать! Насколько я знала, стая благотворительностью не страдала и расплачиваться за пребывание в клинике мне все же придется.

— Не беспокойся об этом, — на робкий вопрос сестрица только отмахнулась. — Нашла о чем думать! Ты выкарабкайся сначала, а потом уже решать будем…

Легко сказать — выкарабкайся. Несмотря на то, что в себя я пришла, вернуться в деревню смогла только в середине июня. Лето было в разгаре: трава, деревья — все буйно зеленело; ослепительно-синее небо кружилось над головой, тополиный пух забивал нос, от жары млели мухи, а молоденькие девчонки обрезали джинсовые шортики под самое не хочу, а я… Я, кутаясь в шерстяное одеяло, медленно и осторожно забиралась в отцовскую машину — ржавую копейку, с трудом реанимированную Никой.