Дон Хуан

Понемногу статуя обрела прежний воинственный вид и застыла в неподвижности. Вдруг она промолвила:

— Мне будто чего — то не хватает.

Лепорелло ответил:

— Шляпы! Не волнуйтесь. Я вам ее брошу.

— Но разве при падении она не разбилась?

Лепореело метнул шляпу по воздуху. Командор поймал ее на лету.

— Ага, теперь другое дело. Кабальеро без шляпы не совсем кабальеро.

Он окончательно застыл. Дон Хуан и Лепорелло громко смеялись. Занавес упал под раскаты их хохота.

5.

А я был в бешенстве. Я обожал хороший театр и поэтому не мог смириться с этим дешевым кривляньем. Теперь мне больше всего хотелось подняться на подмостки и прокричать в зал, что нельзя же так издеваться над самой возвышенной сценой мирового театра. Я бы прочел им пятую картину из пьесы Соррильи, которую с первого раза запомнил наизусть, каждое слово, а то, что мы теперь смотрели, напоминало пародию на нее.

Я бы именно так и поступил, если бы не опасался Лепорелло. Да, я боялся его, боялся, что одна его случайная реплика, один жест могут сделать меня посмешищем в глазах публики. Вот почему, пока сцена пребывала во мраке, я спокойненько сидел в своем кресле. Я даже не отваживался взглянуть на Соню. Едва ли не забыл об ее соседстве.

На сцену вернулись декорации первого акта. Горели свечи. Где — то далеко башенные часы пробили девять, и тотчас пение скрипок разнеслось по залу. Сцену пересек незнакомый слуга, он отворил дверь. Один за другим вошли музыканты. Они были в масках и играли на ходу. Их было пятеро. Следом вошел шестой персонаж, тоже в маске. Он нес ноты и пюпитры. По сигналу первой скрипки маленький оркестр прекратил играть.

— Здесь ли живет Дон Хуан Тенорио? — спросил скрипач металлическим голосом и очень громко. — Мы музыканты.

— Да уж вижу. И незачем так кричать. Слух у меня хороший.

— Я ух глухой! Здесь ли живет Дон Хуан Тенорио?

— Да! — взвизгнул слуга.

— Так известите его, что явились музыканты.

— Он ожидал вас. Проходите и поужинайте, пока не собрались гости.

— Вы говорите, чтобы мы шли ужинать?

— Да, именно это я и сказал.

— А! Хорошо! — Он повернулся к своим товарищам. — Вы сами слыхали, ребята! Сначала — хорошенько подкрепиться, это главное. А искусство — потом. Инструменты оставьте вон там.

— Я побуду здесь и присмотрю за ними, — сказал тот, что принес пюпитры.

По голосу и округлости бедер легко было узнать Эльвиру.

Музыканты гуськом двинулись во внутренние покои, слуга последовал за ними. Оставшись одна, Эльвира подбежала сперва к одной кулисе, затем к другой, словно проверяя, нет ли кого поблизости. Потом, встав посреди сцены, спела свою арию, напоминавшую фадо.

— Зачем терзает меня Судьба? Который из демонов влечет мое сердце в дом моего врага? И теперь, когда я здесь, отчего так дрожат мои ноги, отчего скована страхом моя решимость? Я хочу отомстить, а душа моя млеет; я хочу умереть, но дух мой слишком слаб. Страсть моя соткана из противоречий, они разрывают мне душу. Люблю? Ненавижу? Люблю и ненавижу разом! Я хочу целовать его, искусать ему губы и поцелуями поймать его последний вздох. А потом умереть в его объятиях — сделать в смерти своим. Мы умрем вдвоем, и пусть нас похоронят вместе, чтобы прах наш смешался в один — в один слой грязи. О, Господи! Из мутного ненастья греха моего молю тебя, помоги! Но как Ты поможешь мне, если задуманное мною — грех? Я взываю к Тебе — вот еще одно противоречие. Ведь мое истерзанное сердце должно взывать к силам преисподней. Сатана, помоги мне! Возьми мою душу и помоги отомстить! Но прежде, устрой так, чтобы мы любили друг друга, пусть только раз…

Она застыла, воздев руки, как Менада, и свет на сцене слегка побагровел. Вдруг зеркало резко распахнулось, и в раме появилась статуя Командора. На белом мраморе играли красноватые отблески. Эльвира отступила на несколько шагов, поднесла руки к щекам и вскрикнула:

— Боже!

Командор шагнул на сцену. Зеркало медленно закрылось. Дон Гонсало с усилием сделал несколько шагов. Поднес руку козырьком к глазам и оглядел публику. Потом увидал Эльвиру, приблизился к ней и сказал очень тихо:

— Не стоило бы при мне упоминать имя Божие! Мы не очень ладим меж собой. Здесь ли живет Дон Хуан Тенорио?

— Да, это его дом, Командор.

— Ты узнал меня? Благодарю, благодарю!

Эльвира шагнула ему навстречу.

— Я Эльвира де Ульоа, дочь твоя.

Белый плащ дона Гонсало тяжелым пламенем взмыл вверх. Он отставил одну ногу назад и воздел руки.

— Как? Моя дочь Эльвира? Сам дьявол устроил нашу встречу! Я должен, должен убить тебя, я не могу даровать тебе ни дня жизни. Ты растоптала честь мою, ты испачкала грязью мое чистое имя. Приготовься же к смерти!

— За что, отец? Твоей чести я ущерба не нанесла… Он убил тебя, но со мною не был.

Командор приосанился и с уважением посмотрел на Эльвиру.

— Ты сумела устоять? Ты показала этому негодяю, как дочь Ульоа умеет хранить честь отца? Так, дочка, так! Иди, я обниму тебя!

— Нет, отец! Я ждала его. И упала в его объятия, и он поцеловал меня, а потом убежал.