Но я грешу обильем отступлений,А мне пора приняться за рассказ;Такому водопаду рассужденийЧитатель возмущался уж не раз.Теряя нить забавных приключений,Я прихожу в парламентский экстаз,Мне в сторону увлечься очень просто,Хоть я не так велик, как Ариосто!
97
Longueurs[22] — у нас такого слове нет,Но, что ценней, есть самое явленье;Боб Саута, наш эпический поэт,Украсил им бессмертные творенья.Таких longueurs еще не видел свет!Я мог бы доказать без затрудненья,Что эпопеи гордые своиПостроил он на принципах ennui.[23]
98
«Гомер порою спит», — сказал Гораций.Порою Вордсворт бдит, сказал бы я.Его «Возница», сын унылых граций,Блуждает над озерами, друзья,В тоске неудержимых ламентаций:Ему нужна какая-то «ладья»!И, слюни, словно волны, распуская,Он плавает, отнюдь не утопая.
99
Пегасу трудно «Воз» такой тащить,Ему и не взлететь до Аполлона;Поэту б у Медеи попроситьХоть одного крылатого дракона!Но ни за что не хочет походитьНа классиков глупец самовлюбленный:Он бредит о луне, и посемуВоздушный шар годился бы ему.
100
«Возы», «Возницы», «Фуры»! Что за вздор!О, Поп и Драйден! До чего дошли мы!Увы, зачем всплывает этот сорИз глубины реки невозмутимой?Ужели глупых Кэдов приговорНад вами прозвучал неумолимо?Смеется туповатый Питер БеллНад тем, кем сотворен Ахитофел!
101
Но кончен пир, потушены огни,Танцующие девы удалились,Замолк поэт, и в розовой тениНа бледном небе звезды засветились,И юные любовники одниВ глубокое молчанье погрузились.Ave Maria? Дивно просветленТвой тихий час! Тебя достоин он!
102
Ave Maria! Благодатный миг!Благословенный край, где я когда-тоВеличье совершенное постигПрекрасного весеннего заката?Вечерний звон был благостен и тих,Земля молчала, таинством объята,Затихло море, воздух задремал,Но каждый лист молитвой трепетал.
103
Ave Maria! — это час любви!Ave Maria! — это час моленья!Благословенье неба призовиИ сына твоего благоволеньеДля смертных испроси! Глаза твоиОпущены и голубя явленьеПредчувствуют — и светлый образ твойМне душу озаряет, как живой.
104
Придирчивая пресса разгласила,Что набожности мне недостает,Но я постиг таинственные силы,Моя дорога на небо ведет.Мне служат алтарями все светила,Земля, и океан, и небосводВезде начало жизни обитает,Которое творит и растворяет.
105
О, сумерки на тихом берегу,В лесу сосновом около Равенны,Где угрожала гневному врагуТвердыня силы цезарей надменной!Я в памяти доселе берегуПреданья Адриатики священной:Сей древний бор — свидетель славных летБоккаччо был и Драйденом воспет!