«Донжуанский список» Короткевича

«...В конце мая, — продолжает автор романа

,—большая группа парней и девчат вместе с Горевой и Галиной Ивановной (завучем литературных курсов. — Д. М.) поехала на несколько дней в Ленинград. Это было что-то вроде прощального путешествия. В июне большинство из них должно было навсегда разъехаться по своим городам, оставив Москву и друг друга. Поэтому даже в веселье ощущалась какая-то грусть. И только Гринкевич ехал на север радостный, как будто в сва­дебное путешествие. Быть с Ириной в одном вагоне, жить в одной гостинице, целую неделю быть с ней

... (...) Нет, это было таким нестерпимым счастьем, что кружилась голова... Это был город —

мечта. (...) Этот город был похожий на те города, которые снятся в самых счастливых снах детства, о которых потом плачешь, не имея возможности попасть в потерянный рай. (. ). И он (...) знал: все эти дни она отдаст только ему, только для него. Все. Целиком. В этом была какая-то горькая гордость, которая давала ему силы жить. Ирина действительно все отдавала ему: каждый взгляд, каждое движение, каждое слово. (...) ...Десять дней казались вечностью. Десять дней прошли. За два дня до срока она получила вызов из Москвы».

Вскоре после путешествия в Ленинград произошла решающая встреча. «И тут она повернула к нему лицо, какое-то такое незнакомое лицо, что у Андрея все обо­рвалось внутри. Что в нем было, в этом чужом лице? Конечно, оно было чуть более уставшим, чем всегда. Но главное было не это, не пустые глаза, даже не пересо­хшие губы. Главным было выражение. Было на этом лице выражение такого прене­брежительного презрения, что во сто крат хуже, чем сама ненависть. (...) После­дующее утонуло в тумане. Времени не было. Он не знал, часы прошли или дни. Как будто у пьяного, в глазах остались только редкие обрывки событий. А между тем, он не пил ни капли. Вряд ли он и ел что-то все эти дни. (...) Встретил на улице соседа по общежитию. Тот говорил что-то о том, что его ищут три дня... (...) Значит, три дня не ночевал там. А где? Этого он не помнил

». Потом: «Дома, перед тем как лечь спать, он уничтожил стихотворения, посвященные Ирине, уничтожил все бумаги, где хотя бы упоминалось ее имя. Он валился с ног от усталости, но не мог спать, пока в комнате оставались свидетели его слабости и его позора».