Допетровская Русь

Пока знать была сильна, было крепко и местничество, ослабела знать – и оно пало легко, без борьбы, как «зяблое дерево». В конце XVI века бояре говорили: «то им смерть, что им без мест быть», а в конце XVII века они жгут записки о местах по единогласному приговору. Конечно, это уже не те бояре, не бояре XVI века. В среду боярства XVII века, сильно пострадавшего и от Грозного, и от Смуты, и от местнических потерь старших и находок младших, вошло много людей, которым были чужды старинные местнические счеты. Если и в прежнее время правительство не могло обойтись на службе только одними знатными людьми, то в XVII веке, когда государственная жизнь так усложнилась и требования ее стали так разнообразны, обходиться в высшем правительстве только одной знатью стало совсем невозможно, понадобились люди «студерованные», особенно в ведомствах финансовом и иностранных дел, где, при тогдашних обстоятельствах, требовался большой навык и опытность в делах, приобретаемые долговременной службой, любовью к делу, умом и изобретательностью. Эти качества – «промысел» и «рассмотрение» – не всегда совмещались с родовой знатностью.

С каждым десятилетием все усиливается приток в высшее правительство неродовитых дельцов. Оба канцлера царя Алексея, – «великих государевых и посольских дел оберегатели» А.Л. Ордин-Нащокин и А.С. Матвеев были такими новыми людьми в боярстве. А.Л. Ордин-Нащокин был сыном псковского служилого человека, а А.С. Матвеев сыном дьяка. Прежде чем занять должность сколько-нибудь выдающуюся, Матвеев служил долгое время стрелецким полковником. Немало было и других худородных людей, которые упорным трудом, знанием своего дела пробивались на верхи служебного положения и невеликие родом становились велики службой. Среди 62 бояр царя Алексея по списку 1682 года можно насчитать всего 28 имен старых и знатных боярских фамилий. Немудрено, что царь Алексей мог сказать своему знатнейшему думцу: «Впрямь узнал и проведал я про вас, что опричь Бога на небеси, а на земли опричь меня никого у вас нет».

Родовитое боярство сильно обеднело за время опричины и Смуты, и это тоже немало способствовало падению его первенствующего положения. Понятно, какое взаимное соотношение получалось, когда рядом становились какой-нибудь думный дьяк, имеющий за собой одного поместного оклада 1500 десятин, и стольник князь Долгорукий или Прозоровский, за которыми, как гласит список 1670 года, «поместий и вотчин нет».

Все это, вместе взятое, и привело самих бояр к сознанию, что «в милости великого государя жалованы бывают чины не по родам», что «честь» приобретается службой вместе с чином за заслуги в этой службе, а не за «породу».

Падение родовитого боярства, как первенствующего правительственного класса, и появление у власти людей неродовитых, выдвинутых вперед службой, замеченной великим государем, изменило самый характер правительства. Из прежнего аристократического, самодержавно-боярского, правительство Московского государства превращается к концу XVII века в правительство самодержавно-приказное и дворянское. Двор, служба при дворе, личная известность государю становятся теперь ступенями к занятию высших должностей в стране.

Можно заметить, как рядом с таким ходом дела прежние названия – служилый человек, сын боярский, обозначавшие людей по преимуществу занятых на государственной службе, все более вытесняется новым – дворянин. Двор царя является теперь средоточием всего управления, царская милость и гнев решают судьбу служилого человека; чтобы продвинуться вперед по службе, ему нужно быть своим при дворе, нужно быть дворянином.

Дума XVII века по внешности ничем не отличается от Думы XVI века. Думцы по-прежнему первые люди в правительстве и возле царя. Только теперь, в XVII веке, думцы выдвигаются на свои высокие места больше своей личной заслугой да милостью государя, а не своей знатной «породой». Дума такого состава, конечно, не может требовать себе такой же чести в государстве, как Дума знатных княжичей XVI века. Дума XVII века вся в воле государя.

Но, изменившись по своему происхождению и составу, ближайшие слуги правительственной власти, конечно, сохранили свой прежний характер и уменье делать все дела. Если и прежде думцы государя не только законодательствовали, сидя с ним в Думе, но и управляли страной на местах, отбывая различные службы, военные и гражданские, то и теперь это так же; думного человека XVII века видно так же всюду: то он управляет приказом, то отправляется куда-нибудь воеводствовать, то командует полками, то смотрит служилых людей, то возвращается в Москву и заседает в Думе.