Допетровская Русь

Гарнизон новой крепости сначала кормился теми запасами, которые доставлялись с Москвы, а затем должен был жить своей пашней. Пахотные земли отводились гарнизону иногда не под самым городом, а довольно далеко от него; землю в таких случаях обрабатывали «наездом», отправляясь из города большой ватагой с сельскохозяйственными орудиями и вооруженными. Лесной промысел, особенно бортничество и рыболовство, тоже выводили служилых людей промышленников иногда далеко за стены города. Город был устроен, словом, так, что его население неизбежно должно было работать в его уезде и поэтому колонизовало места, иногда очень далекие от городской черты. Люди, поселившиеся в уезде до основания города и превращенные в служилых людей, волей-неволей тянули службой и землей к городу. Присланные из других городов служилые люди, заживаясь здесь, получали тут же поместья и обзаводились вотчинами. Словом, очень скоро вся земля в уезде нового города оказывалась в чьем-либо владении, и приходившие сюда крестьяне неизбежно должны были брать в аренду землю у этих частных владельцев. Но крестьян здесь было мало. Приходившие сюда люди стремились или занять ничью землю, и тогда скоро превращались в служилых людей, или попадали в приборные служилые, или просто «гуляли в поле», «казаковали», промышляя чем бог пошлет, не щадя ни своего соотечественника, ни татарина; казаковал такой «гулящий» человек, пока не словит его воевода и не посадит в железа, или не заарканит татарин и не уведет в Крым. Оттуда такая буйная гулящая голова попадала в рабство к туркам, на турецкую галеру работать веслами; захватят венецианцы или мальтийские рыцари такую галеру, освободят пленных христиан и предоставят им пробираться на родину как знают. Через Венецию или Неаполь и Рим, посмотрев иногда папу и страха ради новых казней приняв от него «сакрамент», а вместе с тем возможность через Австрию и Польшу вернуться на родину, такой полоненный страдалец, добравшись до Москвы, писал челобитную государю, излагая подробно свои злоключения, каялся в том, что принял папежский сакрамент и не соблюдал в неволе постов, и просил пожаловать его, полонного страдальца, чем государю угодно будет. За несоблюдение постов и принятие Св. Тайн по римско-католическому обряду полонянника отправляли «на исправу» к патриарху, а потом награждали и приспособляли к подходящей службе.

Все землепашцы уезда нового окраинного города должны были пахать «государеву десятинную пашню», заведенную для пополнения казенных житниц крепости; пахали они эту пашню по наряду сверх своей собственной.

Население окраинных уездов, таким образом, плотно примыкало к своим городам, было связано с ними службой, хозяйством и интересами безопасности; это было по преимуществу население мелких землевладельцев-воинов. Заботясь о заселении степного края, московское правительство не преследовало бежавших сюда преступников; сюда бежали из центра страны все, кому жить там было тяжело; сюда бежали холопы от своих жестоких господ, крестьяне, не умевшие или не хотевшие рассчитаться с владельцем, но и не желавшие оставаться у него; сюда уходили все, кого судьба выбила из прирожденной колеи, в чаянии найти здесь, в девственном краю, где каждая голова и каждая сильная рука была на счету, свою удачу и зажить по-новому. В беспокойном краю селились очень беспокойные люди, но они этот край заселяли, разрабатывали и защищали и тем самым крепкими нитями привязывали к общерусскому отечеству.

Кроме неподвижной стены крепостей и засек, степную границу Московского государства опоясывала еще и более чуткая, легкая и подвижная людская цепь, так называемые сторужи. То были постоянные, строго организованные разъезды ратных людей, выезжавшие из передовой линии городов в разных направлениях дня на четыре и более пути от крайнего города. Разъезды эти устанавливали в степи определенные пункты, к которым и съезжались в определенное же время. Эти пункты, или «притоны», по тогдашнему выражению, отстояли на день, а чаще на полдня пути один от другого и даже ближе. Разъезды были в постоянных сношениях друг с другом и составляли несколько неразрывных линий, пересекавших все степные дороги, по которым татары ходили на Русь. Далеко углубляясь в степь, сторожи эти зорко следили за шляхами и, уследив «сакму», т. е. след татар, быстро давали знать в ближайшее укрепление о надвигающейся опасности.

Как только появится такой подозрительный след, сейчас же вспыхивают на притонах сторужей сигнальные огни, ярким пламенем ночью, столбом черного дыма днем давая знать всем и всюду, что татары близко, что скачет к городу вестник с точными известиями о величине и силе приближающегося врага. Товарищи гонца не спешат за ним: они стараются не терять из виду татар, следят, не изменят ли они направления своего пути, стремятся добыть языка, т. е. пленника, чтобы от него выпытать побольше сведений о враге.