Дорюрикова Русь. Фрагменты забытой истории

Федотова П. И. Где находилась Русь Аскольда и Дира/Свободная мысль, №3 (1675), 2019.

Фогель А. С. Статус Древней Руси в системе представлений византийской империи и его эволюция в IX-X вв./ Вестник Самарского государственного университета, 2008.

Цветков С. Э. Две Руси, две династии/Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до его сына Святослава. М., 2016.

Шамбаров В. Е. Войны языческой Руси. М., 2010. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, СПб., 1890–1907.

Повесть временных лет как первоисточник начальной истории Руси

О проблеме достоверности русских (и не только) летописей известно давно, и не писал о ней только ленивый. А первопроходцем, подвергнувшим тщательному критическому анализу древние русские летописи, считается академик Шахматов.

Повесть временных лет, сокращённо ПВЛ, является основным древнейшим памятником русского летописания, наиболее ранний из дошедших до настоящего времени древнерусских летописных сводов начала XII века. Она известна по нескольким редакциям и спискам с отклонениями в текстах, внесёнными переписчиками.

Как писал А. А. Шахматов, «Повестью временных лет» принято называть древнейшую часть летописных сводов, дошедших до нас в списках Лаврентьевском, Радзивиловском, Московско-Академическом, утраченном Троицком, Ипатьевском, Хлебниковском и еще трех позднейших, восходящих к Хлебниковскому списку [Шахматов, 2001].

По мнению А. А. Шахматова, из трех списков, сохранивших запись игумена Сильвестра, Лаврентьевский список должен быть признан наиболее близким к первоначальному виду и вместе с тем и наиболее исправным. Поэтому исследование текста ПВЛ должно исходить из Лаврентьевского списка. Кроме того, А. А. Шахматов отмечает, что Ипатьевский список во многих случаях представляет лучшее и более древнее чтение, но, во-первых, он является, несомненно, списком Киево-Печерской редакции, а во-вторых, уступает Лаврентьевской и в древности (по времени написания это последняя четверть XIV века), и в исправности [Там же].

Несмотря на то, что некоторые его выводы призваны ошибочными, царский академик сделал большой вклад в систематизацию анализа древнерусских летописей. Однако опубликованный текст Повести временных лет, который сейчас может прочитать любой желающий с доступом в интернет, может вызвать одни лишь вопросы. То же самое справедливо для практически другой летописи, однако, подробные работы, посвященные разбору, критике, вскрытию иного смысла в древних текстах выходили очень ограниченным тиражом и остались полностью неизвестными широкому кругу читателей.

Помимо смыслового анализа летописей, по-прежнему актуальна в той или иной степени проблема летописной хронологии. И если основные достижения в области древнерусской хронологии зафиксированы в учебных пособиях, обобщены в некоторых историографических обзорах, то гораздо меньше внимания уделяется нерешенным проблемам науки об истории систем летоисчисления на Руси.

Поэтому иногда создается впечатление, что она уже полностью или почти полностью решила стоявшие перед ней задачи. Это довольно опасное заблуждение. На современном уровне развития древнерусской хронологии перед ней стоит, пожалуй, больше задач и вопросов, чем было решено на всех предшествующих стадиях развития, не смотря на работы выдающихся советских ученых, например, эталонных трудов Бережкова [Бережков, 1963] и Черепнина [Черепнин, 1944].

До них также выходил ряд исследований [например, Срезневский, 1903; Степанов, 1909] которые не привлекают в наше время должного внимания. При всей важности своей работы Бережков, однако, «не коснулся Повести временных лет, полагая, что в ней представлен один мартовский стиль. Не затронул автор и вопроса о разных космических эрах. Его чрезвычайно ценные наблюдения, касающиеся хронологии, необходимо согласовать с историей текста, как она прослеживается по другим данным. Такое согласование поможет уточнить и хронологические выводы. Не всегда автор в должной мере учитывал и то обстоятельство, что в одной статье могут быть соединены известия разных стилей, а распределение по стилям чаще всего связано с местом работы летописца или его «школой» [Кузьмин, 1977, с. 223].