Дорюрикова Русь. Фрагменты забытой истории

Между тем, этот аспект также важен в части подтверждения тех или иных фактов и событий, а помимо этого «давно замечено, что текст Повести временных лет за последние годы XI и начало XII столетий перебивается вставками и дублированием одних и тех же известий. Однако этот факт не нашел пока удовлетворительного объяснения, а указания на разные источники недостаточны» [Там же, с. 228]. А ведь указанный период напрямую относится ко времени возникновения знаменитой «варяжской легенды».

Весьма мала вероятность того, что в распоряжении исследователей когда-нибудь окажутся источники, позволяющие установить точные даты рождения и смерти русских князей, предшественников Святослава и его самого. «Те же, что предложены создателем Повести временных лет, не вызывают сомнений разве что у составителей справочников по хронологии и генеалогии, которые охотно пользуются ими без всяких указаний на условность летописных датировок. Научно доказанное применение летописцами разных стилей и систем летоисчисления создает иллюзию почти безошибочного датирования событий в Повести.

Даже в тех редких случаях, когда отмеченные летописью факты начальной истории Руси имеют параллели в иноземных источниках, где датировки совсем иные, чем в Повести, обоснования достоверности «нашей» хронологии всегда находятся, и сводятся они, разумеется, к тому, что летописец именно в этом случае использовал не константинопольскую, а другую эру. На Руси же использовалось шесть календарных стилей, в зависимости, от применения которых получить современную датировку можно, отнимая от летописной даты 5500, 5505, 5508, 5509, 5510 или 5511 лет соответственно» [Лушин, 2012].

Однако хронология это одно, а интерпретация тех или иных событий совсем другое. Иногда то или иное событие, интерпретировать гораздо труднее, нежели определить время его действия, парадоксально, но факт: иногда выводы специалистов напрямую противоречат показаниям первоисточников. Это в первую очередь вызывает подозрения идеологического характера.

Совершенно очевидно, что в подавляющем большинстве случаев историк или литературовед исходит в своей работе из неявной предпосылки, будто психологические механизмы остаются неизменными на протяжении веков. Иногда презумпция тождества мышления летописца и исследователя высказывается открыто. Так, говоря о стимулах возникновения новых жанров древнерусской литературы, Д. С. Лихачев прямо отмечает, что их не следует связывать с особенностями мышления создателей этих жанров. «Мне представляется, – пишет он по этому поводу, – что постановка вопроса об особом характере средневекового мышления вообще неправомерна: мышление у человека во все века было в целом тем же» [Данилевский, 1998].

Подобная точка зрения «устарела» почти на столетие. Еще в первые десятилетия XX в. психологи, этнографы и антропологи пришли к выводу, что психологические механизмы человека исторически изменчивы. Причем их изменения не сводятся к количественному накоплению единиц мышления. Речь идет о качественном преобразовании самих мыслительных процессов. В частности, установлено, что индивидуальное мышление, так называемый здравый смысл, по мере развития общества постепенно освобождается от коллективных представлений, другими словами, мышление индивидуализируется. При этом коллективные представления на ранних этапах развития общества существенно отличаются от современных идей и понятий и не могут отождествляться с ними.

Для предшествующих обществ характерно совсем иное мышление: «Оно совершенно иначе ориентировано. Его процессы протекают абсолютно иным путем. Там, где мы ищем вторичные причины, пытаемся найти устойчивые предшествующие моменты (антецеденты), первобытное мышление обращает внимание исключительно на мистические причины, действие которых оно чувствует повсюду. Оно без всяких затруднений допускает, что одно и то же существо может одновременно пребывать в двух или нескольких местах. Оно подчинено закону сопричастности, оно в этих случаях обнаруживает полное безразличие к противоречиям, которых не терпит наш разум» [Там же].

Характерно, что, хотя большинство исследователей русской истории согласно с тем, что Повесть временных лет крайне неоднородное произведение с различным разновременным напластованием сведений, в умах того же большинства ПВЛ остаётся основным источником знаний о древней Руси. А раз так, то неизбежно появление каких-либо концепций, по сути выдуманных, для очередного подтверждения псевдофактов, написанных и самовольно дополненных переписчиками русских летописей в позднее Средневековье русской истории. Бегло рассмотрим структуру ПВЛ и время её создания.