Дорога сильных. На пороге мира

— Знаешь, сегодня у местных праздник. День первого урожая, чествование сестер, особенно, Сокьяры. Песни и пляски у костров, много еды и питья.

Он говорил и поглаживал большим пальцем ее ладонь, и девушка слушала — но не слышала, концентрируясь на огне, который дарили его прикосновения.

— Звучит заманчиво.

И он потянул ее дальше в лес.

Тут было… чудесно. Линда словно нырнула обратно в свой мир, в то время, когда выезжала на фестивали и отключалась от обыденной жизни на несколько дней. Просторный сосновый лес, с одной стороны переходящий в березовую рощу, а с другой карабкающийся на холм. Шатры, костры, разодетый люд. Веселье и смех, и завывание дудочки, и рокот барабанов, и перестук камушков, насыпанных в тонкостенную кружку — местное подобие маракаса. И еще что-то щипковое и смычковое, что звенит и ноет, и дергает душу, и освобождает ее.

Линда жадно втянула воздух. Хлеб, дым, мед, нагретая на солнце хвоя, смола, свежесть близкого водоема. Кто-то запел, низко, рычаще, и девушка вздрогнула, чувствуя вибрацию, идущую по телу.

Да! Как же ей всего этого не хватало!

Повернулась к парню и очень серьезно спросила:

— Это очень плохо, что я хочу танцевать до утра и не думать вообще ни о чем?

— Это хорошо. Значит, ты не разучилась жить — несмотря ни на что.

Их утащили к костру, и вокруг не было ни единого знакомого лица, но это не помешало им разломить с хозяевами хлеб и принять кружку с чем-то хмельным — одну на двоих.

Она сидела, прижимаясь к горячему плечу Витьки, отщипывала кусочки вкуснейшего пирога с черникой и щурилась на костер. Ей было хорошо. Просто — хорошо.

— Вот ты где, — раздался за спиной голос Хильды, и вечер разом лишился половины своей тягучей прелести. — Идем, переоденешься.

Линда извернулась, оглядываясь на ведьму. Та принарядилась в честь праздника, и простенькую шоллу сменила другая накидка, похожая по крою, но темно-красная, богато расшитая. Бусы в несколько рядов, тяжелые серьги, браслеты, кольца — девушка и не знала, что Хильда столь богата на украшения. В руках у женщины была стопка одежды — светлый лен и винно-красная шерсть. И поверх коротенькая кожаная обувка, как у местных девиц.

— Не-а, — покачала головой Линда. — Я и платье? Ты издеваешься?

У нее был готов привычный ответ и насчет традиций, и насчет красоты, и приличного наряда для девушки — она слышала придирки не раз и не два и уже наловчилась огрызаться. Но Хильда смогла удивить.

— Ты слышишь это? Чувствуешь? Барабаны. Они зовут. Хочешь сказать, что этим танцам подойдут… штаны?

Последнее слово ведьма едва не выплюнула. Линда опустила взгляд, разглядывая свои ноги. Да, штаны. Удобные, по фигуре, но не слишком тесные. И джеррские тойте — высокие сапоги со шнуровкой, на мощной подошве, которая скользит не больше, чем хорошие треккинговые боты. Одежда как раз по ней, но права ведьма — не для этой ночи.

Но… юбка была чем-то из другого мира, из иных времен — мирных, ярких, фестивальных. Она даже прикасаться к такой одежде не хотела.

Или все же боялась?

— Ладно, — пробурчала девушка. — Что там у тебя?

Хильда улыбнулась победно и поманила ее в шатер. Местные не возражали, лишь шагнула следом одна из девушек. То ли помочь, то ли приглядеть — сходу не разберешься.

Нижнее платье из светлого льна, похожее на длинную ночную сорочку с рукавами, крепилось на груди фибулой и, при желании, распахивалось чуть ли не до пупка. Верхнее, красивого винного цвета, оказалось чем-то средним между шоллой и сарафаном. Мягкое, но плотное, оно расходилось на боках, сшитое лишь до талии, и Линда надела свой пояс, наотрез отказавшись от принесенного Хильдой. Да, он был слишком широк и тяжел для этого наряда, но на нем висел привычный нож, и еще один, и кошель для мелочей, и петля для топорика.

— Чувствую себя голой, — пожаловалась девушка. — И как вы так ходите?

— Молча, — отозвалась ведьма, расчесывая ее темно-рыжие волосы. — Платье не забывай поднимать, если бегать вздумаешь.

— А я вздумаю?

Хильда пожала плечами и заплела на висках Линды две косички, которые соединила на затылке поверх распущенных волос. Девушка закусила губу и провела по телу ладонями. Шерсть немного кололась, лен холодил кожу.

Интересно, как она выглядит? Жаль, зеркала нет.

Она шагнула на свет, сощурилась на яркое пламя костра и тут же нашла взглядом Виктора. Восхищение в его глазах говорило само за себя: хорошо она выглядит, оч-чень хорошо.

— Я влюбился бы в тебя заново, — прошептал он ей на ухо, привлекая к себе и запуская по телу волну мурашек, — если б не был уже влюблен.

— А ты влюблен?

— А что, не заметно?

Она не ответила. Прижалась к его груди, пряча глупую и совершенно счастливую улыбку.

Неужели может быть вот так — тепло, легко, радостно? Просто и безопасно, когда не надо ни от кого скрываться, бежать, быть готовой ко всему. Не надо убивать и ждать, что убьют тебя.

Время жить и любить.