Дорога в Гандольфо

У Дивероу при этих словах дрогнули колени. И Хаукинзу даже пришлось схватить его за руки, чтобы не дать ему упасть. Земля была мягкой, и Дивероу вряд ли бы ушибся, но ему хотелось продемонстрировать тому свою заботу о нем. Генерал по опыту знал, как важно внушить подчиненному, что командир всячески опекает его.

— Черт побери, парень, пора взять себя в руки! Не надо уподобляться этому ублюдку Деллакроче! Это нехорошо, ведь ты сработан из куда лучшего материала!

Сэм бессмысленно ворочал глазами, осматривая озаренную лунным светом окрестность. С его дрожащих губ срывались какие-то бессвязные слова, и только когда он повторил некоторые фразы несколько раз подряд, их можно было понять.

— Секретарь-казначей! Боже мой, я секретарь-казначей-адвокат! Десять миллионов дерьмовых долларов! Столько стоит цемент! Меня же замуруют в бетонную пижаму! Я уже мертвый!

— Да прекрати ты свои стенания. Ты великий юрист, Сэм, и тебе не подобает вести себя подобным образом!

— Лучше бы я никогда не встретился с тобой, проклятый ублюдок! Только этого не хватало в моей жизни! О Боже! Этот убийца умер!

— Почти как ты. Я взял тебя...

— Тес! Бежим отсюда! Я напишу ему письмо, в котором объясню, что ты самый обыкновенный шизофреник, а нее это — грязная шутка!

— Мистер Деллакроче знает кое-что и почище, парень! — Хаукинз потрепал правой рукой Сэма по щеке, левой же держал его за шею с такой силой, что Дивероу не мог пошевелиться. — Деллакроче — очень набожный человек, может, даже самый набожный из всех местных итальянцев. И его не очень-то интересует, чем все они зарабатывают на жизнь. Так что это особая статья. Но он знает, что я сказал ему правду. Ты понимаешь меня?

— Да нет же, черт побери! Какое отношение имеет ко всему этому религия? И отпусти наконец мою шею.

— Религия помогает человеку познать истину. Правда, истина может не нравиться ему. Она может не нравиться и его религии, которая в таком случае способна даже отказаться признать ее за истину. Но, поскольку верующий размышляет, он в состоянии отличить истинное от конского навоза. Улавливаешь, что хочу я сказать?

— Конечно же нет!.. Ой, как болит шея!

— Потерпи, это пройдет. Сейчас же нам надо поговорить.

Маккензи убрал свою руку. Дивероу сразу же попытался убежать, однако Хаукинз сбил его с ног и прижал к земле.

— Я же сказал тебе, парень, что нам надо поговорить! Ты человек смышленый и поймешь, что к чему.

— Вся беда в том, — прошептал, вытягиваясь на земле, Сэм, — что это ты не понимаешь, что к чему! Ты отдаешь себе отчет в том, что ты наделал? Эти ребята, — он сделал движение головой, поскольку его руки были прижаты к земле, — шутить не будут, и просто так мы от них не отделаемся!

— Ты опять преувеличиваешь. Мистер Деллакроче вовсе не собирается тебе мстить, так как слишком хорошо осознает то положение, в котором оказался. Все дело в том, что те деньги, которые лежат на его женевском счету, он украл у своих же собственных подельников.

— Ты уверен в этом? — подозрительно уставился на Хаукинза Дивероу.

— Об этом-то и идет речь в бумагах из архивов «Джи-2». Просто до сих пор никто не собрал вместе все эти документы, чтобы увидеть картину в целом. Думаю, этого и не хотели делать. У Деллакроче достаточно своих людей в Пентагоне из-за его правительственных контрактов и профсоюзных связей. Теперь ты выслушаешь меня?

С явной неохотой, порожденной страхом, Сэм, подчиняясь сложившимся обстоятельствам, кивнул головой. Хаукинз помог ему подняться, и они, покинув площадку номер шесть, направились к возвышавшемуся за ее пределами гигантскому дубу, сквозь листву которого пробивался лунный свет. Подойдя к дереву, Сэм сел, прислонившись к стволу спиной, а Мак опустился на одно колено рядом с ним, напоминая собой офицера, разъясняющего приказ на передовой.

— Помнишь, как две недели назад я сказал тебе о том, что стал задумываться над вещами, которые никогда раньше не приходили мне в голову? Я имел в виду Бога, церковь и тому подобное.

— Я помню и то, — несколько меланхолично ответил Сэм, — как заверил тебя, что не буду смеяться над этим.

— И ты правильно поступил. Я много размышлял обо всем этом, и совсем не так, как ты, возможно, полагаешь. Мы с тобой, как, собственно, и все остальные, знаем, что девяносто девять процентов коммунистической пропаганды являет собой самое заурядное дерьмо. В нашей же пропаганде на него приходится только от пятидесяти до шестидесяти процентов, так что по этому показателю мы находимся впереди. Но оставшийся от всей этой коммунистической каши один процент заставил меня задуматься. О католической церкви. Понятно, не с точки зрения веры, поскольку это личное дело каждого, во что ему верить. Меня заинтересовал механизм функционирования самой организации. Мне показалось, что в распоряжении этих парней из Ватикана есть одно прекрасное дело, которое им следовало бы несколько расширить. Я имею в виду их инвестиции. Как только курсовая стоимость акций поднимается на два пункта, они зарабатывают миллионы.

— А когда она падает, они их теряют.