Дорога в жизнь

За время между обедом и ужином разведчики исколесили весь район предполагаемых «военных действий». Подсолнушкин сообщил, что по расписанию введен дополнительный дневной поезд, а самый ранний, напротив, отменен. Павлуша Стеклов узнал, что лесник, видно, уехал — сторожка на запоре. А по реке все ходит чей-то парусник, рассказал Володин. Все приходили и сообщали что-то новое, всякий раз мы смотрели на Владимира Михайловича — и всякий раз понимали: не то. Да и сами видели: ничего нет в этих сообщениях такого, что могло быть для нас важно.

Но когда уже зазвонили к ужину, в дом влетели Коробочкин и Петька. У обоих, кажется, глаза готовы были выскочить из орбит:

— Приехали! Из Ленинграда приехали!

Да, вот это была новость!

— Откуда вы знали, Владимир Михайлович?

— Не буду сочинять: узнал случайно. Шел за газетой на станцию, а навстречу мне попались ребята, человек десять…

— Так это же не они! Их сто!

— Я думаю — передовая группа. Для подготовки.

— Да что гадать? — сказал Алексей Саввич. — Давайте сходим к ним.

— Давайте, — поддержал я. — Отправимся завтра с утра. Я думаю, им и помочь надо в чем-нибудь. Королев, собери человек десять.

Король отобрал ребят, и я слышал, как он наставлял их:

— Придем — здравствуйте. Если что надо, поможем. Но глаза не пяльте и не выспрашивайте, а то они подумают — выведываем.

По утреннему холодку мы пошли к школе, в которой должны были расположиться приехавшие. По дороге Петька и Коробочкин уж не знаю в который раз, перебивая друг друга, рассказывали, как они додумались разведывать именно в этом направлении. Петька был полон своим успехом. Вот это и есть настоящая разведка: принесли самую важную новость! Не то что другие. Вы только подумайте, что разведал Подсолнух! Какое нам дело до этого поезда? А Павлушка? Лесник уехал — ох, и новость! Коробочкин был гораздо сдержаннее, но и он понимал, что они с Петькой показали себя. Не шутка — всех опередили…

Коробочкин старался быть скромным и усиленно супил брови. Борис Коробочкин вообще человек серьезный, а черная родинка под левым глазом придает его лицу еще более хмурое выражение. Но сейчас это облупившееся от загара лицо то и дело начинает расплываться в невольной улыбке…

— Пришли! Все сразу пойдем?

На участке возле маленькой, одноэтажной школы бегали ребята — кто с тряпкой, кто с ведром. Я сразу вспомнил наши первые дни, первые хозяйственные хлопоты, всеобщую приборку, точно на корабле.

— Здравствуйте! Заходите, заходите! — закричала Женя — та самая светловолосая девочка, которая так ловко играла в баскетбол.

И все остальные сбежались на ее голос.

Как и думал Владимир Михайлович, ленинградцы выслали ударную группу, которая должна была все подготовить к приезду остальных. В группе было десять ребят — и таких ребят, которые, видно, не теряли времени даром и проводили лето не в библиотеке, не в классной комнате. Все они, как на подбор, были крепкие, загорелые — даже худенькая Женя успела загореть до шоколадного оттенка — и работы не боялись. Они скребли, мыли школьный домик, в котором должны были разместиться, пилили, кололи дрова. С ними не было взрослого, они сами себе готовили еду. Надо сказать, и мы им помогли.

На первых порах пионеры и мои ребята приглядывались друг к другу, но это длилось недолго.

— Вам не надо ли чего? — спросил Король, как и репетировал накануне с ребятами. — Может, чем помочь?

— У вас лишнего ведра не найдется? — помявшись, спросил старший мальчик, руководитель группы (до сих пор помню его фамилию — Голышев). — Так нескладно вышло: грязные ведра мы взяли — мыть полы, а чистого для воды не захватили. Вот одно добыли, надо бы еще одно, пока наши не приедут…

Король вопросительно посмотрел на меня.

— Надо дать, — сказал я.

— А ну, Володин, сгоняй! — велел Король.

«Сгонять» было не так просто — нас разделяло около трех километров. Пока Володин «гонял», мои ребята бродили, присматривались, но ни о чем не расспрашивали, помня наказ Короля: «Подумают — выведываем!» Я не вмешивался, считая, что они сами должны разобраться.

Володин обернулся с рекордной быстротой. Он принес не только ведро, а еще, по собственной инициативе, кудлатую новенькую швабру.

— Вот… я думал, может, удобнее… полы… — сказал он отдуваясь.

— Ой, вот спасибо! Какой молодец, что догадался! — Женя почти выхватила у него из рук швабру. — А то с тряпкой ползать даже надоело.

— Он у нас вообще… соображает, — сдержанно сказал Король, но я видел, что он очень доволен.

Похвала Короля чего-нибудь да стоила, и обрадовать ленинградских девочек было лестно, а потому Коробочкин тоже проявил инициативу:

— А то еще можно душ наладить. Как у нас. Бочка такая и ведро. С дырками. Душ. Если, конечно, хотите.

До сих пор мне не часто приходилось слышать от Коробочкина такие длинные речи. Успех был необычайный:

— Вот это да! Это бы очень хорошо! Наши приедут, а тут душ — пожалуйста, освежайтесь! Вот будут рады!

С этого и пошло. Мастерили душ, наводили порядок во дворе, с готовностью брались за все, чем можно было помочь пионерам. И те принимали помощь просто и дружески.