Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана

Для общения с обитателями города Тандил времени нашлось с избытком: отряд провел там весь день, переночевал, и лишь следующим утром двинулся в путь. Гленарван как-либо помешать расспросам не мог: лорд замолчал, впал в прострацию, полностью игнорируя окружающий мир (руководить сборами, закупкой провизии и отъездом пришлось майору). Однако надо отдать должное Гленарвану: истерику на сей раз он не закатил, на землю не падал, руки не ломал и не побежал ночью разыскивать Гарри Гранта в отрогах горной цепи Сьерра-Тандил. Путешествие явно закалило этого мужественного человека.

С кем и о чем беседовал Паганель в Тандиле, нам неизвестно. Но выводы из бесед он сделал однозначные, поскольку не стал изобретать предлогов для посещения расположенного неподалеку городка Гардей, где тоже жили выходцы из Франции. Географу и без того всё стало ясно.

К каким же именно выводам пришел Паганель по завершении второго этапа своей южноамериканской миссии?

Ответ можно получить, проанализировав действия Франции во время Великой Парагвайской войны.

Или бросив взгляд на современное положение дел в Тандиле. В 1864 году население города и окрестностей составляло 4 тысячи человек, в наши дни около 120 тысяч, и значительная часть их, если не большинство, — аргентинцы итальянского происхождения: к итальянцам-савойцам подселялись их соотечественники из Венеции, Тосканы, Папской области и других итальянских государств, причем сохранили и язык, и отчасти традиции далекой родины.

А вот французов в современном Тандиле не видно и не слышно в достойных упоминания количествах. Французских басков тоже. Полностью ассимилировались.

Паганель застал самое начало процесса, но тенденцию уловил хорошо.

* * *

Важнейшая информация, привезенная Паганелем, вызвала поворот в политике Наполеона Третьего на южноамериканском направлении. Об арауканском проекте мы уже говорили достаточно. В парагвайском вопросе Франция изменила позицию: от благожелательного к Парагваю нейтралитета перешла к открытой помощи его противникам.

Кончилось тем, что на завершающем этапе боевых действий объединенными силами антипарагвайской коалиции (Бразилия+Аргентина+Уругвай) командовал француз, да не простой, — граф д'Э, принц Орлеанского дома. Иные историки считают именно его ответственным за геноцид, развернувшийся в конце войны, а геноцид был конкретный: Парагвай не досчитался 90 процентов своего мужского населения, женщины и дети тоже гибли в немалом числе. Другие историки (в основном французские и бразильские) до хрипоты спорят, защищая графа: не отдавал, мол, приказов об окончательном решении парагвайского вопроса, и убито не 90, а всего лишь 70 процентов парагвайцев-мужчин, и вообще они сами во всем виноваты, капитулировали бы вовремя, остались бы живы, пивко бы попивали бразильское…

Господь с ним, с принцем и графом, в конце концов это лишь один человек, даже если обладал талантами военачальника, а не только палача и карателя.

Гораздо хуже, что Франция ударила в спину Парагваю в истории с броненосцами.

Однако надо объяснить, почему броненосцы стали так важны в той войне, почему их наличие или отсутствие было причиной победы или поражения.

* * *

Дорожной сети в тех местах, где разворачивались сражения Великой Парагвайской войны, не было от слова «вообще». Имелись кое-где дороги короткие, местного значения, в единую сеть не связанные, а еще караванные тропы, более протяженные, но повозки по ним пройти не могли, лишь вьючные лошади и мулы.

Главными транспортными артериями были реки: две великие южноамериканские реки Парана и Парагвай — глубокие, судоходные даже для крупных судов, плюс их многочисленные притоки.

Парагвайская война стала речной войной. Войска двигались вдоль рек. По рекам к ним доставлялись боеприпасы, провиант и всё прочее, необходимое для ведения войны. На реках стояли крепости, прикрывавшие Парагвай от вторжения, — сильные даже по европейским меркам.

Особенно мощным был укрепрайон, расположенный в месте слияния рек Парана и Парагвай: несколько крепостей и отдельные форты, обильно оснащенные артиллерией, пушек парагвайцы к началу войны имели больше, чем Аргентина и Бразилия вместе взятые. Франсиско Солано Лопес, президент и главнокомандующий парагвайской армией, пообещал, что устроит здесь любым агрессорам второй Севастополь (о Севастополе он знал не понаслышке, в молодости побывал на Крымской войне в качестве военного наблюдателя). Лопес обещание сдержал: армии коалиции потратили два года на попытки захватить «второй Севастополь». Первый Севастополь, российский, продержался меньше — 349 дней.

Вторжение могло там и закончиться, и Парагвай спасся бы от разгрома, оккупации и геноцида, — если бы у Бразилии не было броненосцев. Но они у Бразилии были.