Стоянка была из двух чумов. Остов этой ненецкой палатки образуют деревянные шесты, поставленные конусом. Его обтягивают оленьими шкурами, сверху скрепляют кольцом, но так, чтобы осталось отверстие для дымохода. Пол в чуме устилают тоже оленьими шкурами — от сырости летом, от снега зимой.
Ненцы кочуют круглый год. Летом перебираются с оленьими стадами ближе к океану, зимой уходят в глубь материка.
Олень — это вкусное питательное мясо. Оленья шкура — замша. Мех на оленьих ножках — обувь. Все идет в дело. И оленьи рога — для безделушек, да и сами по себе — украшение. Даже из спинных сухожилий оленя выделывается волокно — крепчайшие нитки, нужные в хозяйстве. Олень — это, конечно, и незаменимый в тундре транспорт. Оленья упряжка с нартами пройдет там, где никакая машина и вездеход не одолеют. Олень — помощник и друг. Олень — необходимость и радость. Ненцы — лучшие оленеводы. Они умеют уберечь оленя от комара и гнуса — самых страшных врагов животного в летнюю пору. А зимой, как никто другой, ненец знает, где под снежным покровом упрятан ягель и как кратчайшим путем привести стадо на пастбище.
Ягель растет медленно. Пятнадцать, а то и двадцать лет нужно, чтобы подрос этот мох и стал съедобным. Ягеля в тундре много. Но беречь его нужно заботливо, как хлебный колос. Не мять и не топтать. Никто так не знает тундру, как ненец. Ведь дорог в ней нет. Не считая тех, что проложены теперь разведчиками газа и нефти, строителями новых поселков и городов. Но оленьи стада пасутся далеко от обжитых человеком мест. Тундра велика. Можно проехать сотни километров и не встретить ни души. А ненцу ведомы «дороги» тундры. По приметам, никому, кроме него, не ведомым. И наступление пурги ненец угадывает по особым, только ему известным признакам. Эти знания идут, передаются от поколения в поколение, из рода в род.
Оленеводство развивается, им занялась теперь и наука. К тысячелетнему опыту прибавились знания второй половины XX века. На Севере работают научно-исследовательские институты с опорными пунктами в оленеводческих районах. В ямальские совхозы пришли ветеринарные врачи и зоотехники. Вот и среди тех, кто ждал нас у чумов в нарядных малицах и палицах, мы встретили семнадцатилетнего Янтика из Салехарда, где он учится в зоотехникуме.
Я разговорился с ним (он свободно говорит по-русски). С другом своим Юрой, тоже учащимся техникума, Янтик проводит каникулы на летних пастбищах. Старушка Игарси заботится о них. А юноши помогают оленеводам.
У чумов стоят нарты, нагруженные высушенной оленьей кожей. Ждут. Как вернется с пастбища стадо, сложат ненцы свои чумы и переберутся на новые места в тундре, где много ягеля.
Мы попрощались с ненцами и направились к вертолету.
— Сао дорога, — сказал на прощание старик ненец с обветренным добрым лицом.
— Это значит «хорошей дороги», — тут же перевел Янтик.
Ямал называют краем Земли...
— Здесь мы впервые вышли на поиск, — сказал нам начальник геологической экспедиции Степан Леонидович Каталкин.
Вещими оказались слова Петра Ершова, знаменитого уроженца тобольского:
Скважину начали бурить всего за два месяца до нашего прилета. С глубины 1600 метров пошел газ. Теперь бурят дальше: есть ли там нефть?
Я поднялся на буровую вышку, когда наращивали трубы. У высокого, стройного молодого человека спросил фамилию.
— Подшибякин Вячеслав.
— Не в родстве ли вы с Василием Тихоновичем?
— Сын его.
Вячеслав Подшибякин оказался старшим геологом экспедиции. В отца. Так частично восполнилась моя неудача в Уренгое.
Под открытым небом, у балка-вагончика, на холодном ветру, в перерыв собрались буровики послушать стихи и рассказы гостей...
Мы улетали, когда крохотный поселок разведчиков нефти опустел — все снова ушли на буровую.
Скоро пройдет короткое лето, опустится полярная ночь, наступит суровая стужа, задует пурга. А люди будут пробиваться к подземному теплу Ямала, где край Земли и где его начало.
ПЯТЬ СТРАНИЧЕК
Долго разыскивал я тот фронтовой блокнот. Записи мне нужны были не потому, что время выветрило воспоминания военных лет. Бывает, увидишь написанное, и все встает, как живое, сегодняшнее.
И еще не давали покоя два Шмидта — Бруно и Фридрих...
И вот блокнот лежит на столе.
1